Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

— Оставить вас здесь не могу. Сами понимаете — приговор суда должен быть исполнен. Хотя… кому сейчас до этого есть дело? — главврач устало провел рукой по худощавому, с желтоватым оттенком кожи лицу. — Но не могу.

— Я все понимаю, — спокойно ответил Павел. — У вас свой долг, у меня — свой.

— Вот и отлично, голубчик, — без эмоций ответил главврач. — Готовьтесь к выписке. В городе бои, каждый штык на счету.

Сразу в часть Гусев не попал. Намечалось пополнение — ждали новую партию штрафников, и Павел почти трое суток проторчал в комендатуре. Относились к нему нормально, комендант — так даже с сочувствием. Он, как выяснилось, был выпускником одного с Гусевым училища. Единственным, кто отравлял Павлу жизнь, оказался особист. Он изматывал «доверительными» разговорами и странными вопросами. Гусеву начало казаться, что особист хочет втравить его во что-то или на ходу «шьет дело», чтобы показать начальству — дескать, не зря ест свой хлеб.

Наконец пополнение прибыло. Явившийся за ними «купец» — бывший капитан Никулишин, не скрывал разочарования. Бойцов не набиралось даже на два отделения. Ждали больше. Штрафной батальон порядком измотало в боях и обескровило.

Никулишин, как и многие здесь, раньше служил в мотострелках. И его тоже назначили командиром взамен убитого ротного.

Офицеров катастрофически не хватало — их снайперы выкашивали в первую очередь, и не только в штрафбатах, поэтому у штрафников и командовали, в основном, сами штрафники, хоть и являлось это прямым нарушением.

Не очень-то рвались офицеры из обычных частей принимать под командование смертников. А если быть точнее — вообще не хотели: потери в штрафбатах просто зашкаливали, ведь совали их во все передряги.

Новобранцы выстроились в две жиденькие цепочки. На всех разномастная форма — от камуфляжа до «песчанки», часто с чужого плеча: в госпитале форму с умерших снимали, стирали, латали от дыр, проделанных пулями и осколками, и отдавали тем, кто шел на выписку, если у них своего обмундирования не имелось или к нему, как это зачастую бывало, «приделывали ноги».

Кепи тоже не у всех и обувь абы какая: уставные ботинки на высокой шнуровке, растоптанные кроссовки, а трое экипированных в камуфляж штрафников красовались в черных, покрытых пылью туфлях, причем один из них — в лакированных.

Те, кто попал в штрафбат из регулярных частей, тоже не могли похвастаться ни обмундированием, ни экипировкой.

Но, похоже, капитан уже привык к такому зрелищу. Да и сам выглядел не с иголочки: обычные заношенные кроссовки, мешковатая «песчанка», бронежилет и каска. Весь пыльный и давно небритый. Недельная щетина покрывала впалые щеки, делая осунувшееся от усталости, недосыпа и недоедания лицо злым, с колючим взглядом прищуренных светло-зеленых глаз. Однако автомат ротный содержал в идеальном состоянии. Это Гусев отметил сразу.

Чуть в стороне выстроилось отделение заградотрядовцев, чей внешний вид тоже не внушал оптимизма — измотанные и угрюмые: война прорежала и их.

Заградотрядовцы привели колонну к штабу штрафбата в полуразрушенной пятиэтажке. Там у вновь прибывших переписали фамилии и прочие данные и распределили по ротам. Основная масса бойцов, включая Павла, попала в четвертую, самую потрепанную в боях.

— Подо мной ходить будете, — отметил Никулишин. — А теперь цепочкой, ориентир — моя спина, двигаем в расположение роты.

Пришлось добираться перебежками, залегая, когда стрельба или взрывы звучали чаще и ближе. Наконец все укрылись в фойе какого-то административного здания, где их поджидал старшина роты.

И здесь безопасность оказалась обманчивой: то и дело снаружи ухали взрывы минометного обстрела, взвинтившего нервы до предела в первые же минуты и не отпускавшего ни на миг. Пыль клубами ползла в оконные проемы с давно выбитыми стеклами, наполняя помещение почти осязаемой взвесью, лезшей в глаза, ноздри и рот.

— Который из вас Гусев? — спросил ротный.

— Я! — отозвался Павел.

Он стоял в первой шеренге.

— Выйти из строя!

— Есть!

Павел сделал два четких шага вперед, развернулся к строю, успев краем глаза уловить одобрительный взгляд капитана.

— Звание до суда? Род войск? Должность?

— Старший лейтенант. Мотострелковые войска. Командир взвода.

— То, что доктор прописал, — совершенно не по-уставному отозвался ротный. — Примите под командование первый взвод.

— Есть!

Гусев встал рядом с ротным.

— Первая шеренга, два шага вперед! На первый, второй, третий — рассчитайсь! — приказал капитан. — Порядковый номер каждого означает его взвод.

«Первый! Второй! Третий! Первый! Второй! Третий…» — понеслось по шеренгам.

Потом, выстроившись в три короткие колонны, штрафники принялись получать оружие и дополнительную экипировку. Оружия оказалось вдосталь, даже выбирали, а вот бронежилетов, разгрузок и касок не хватало. Двое в туфлях получили берцы, а тот, что был в лакированных штиблетах, в них и остался.

Старшина — полноватый, невысокий мужик лет сорока, из бывших прапорщиков, сказал, сухо усмехнувшись:

— Воюй пока так, красивше будет. Сегодня к вечеру, в крайнем случае — завтра получишь обувь, если вообще понадобится.

Штрафник насупился и отошел проверять автомат и содержимое трех магазинов.

Никулишин спросил у Павла:

— С контузией в госпитале был?

— Так точно.

— Командовать сможешь? А то смотрю, ты на каждый взрыв кривишься так, будто тебя по голове молотком бьют.

— Так точно, смогу. Это пройдет.

Ротный удовлетворенно кивнул и спросил:

— За что попал?

— За драку. Парня своей бывшей избил.

— Ясно, — снова кивнул ротный. — Это в нашей ситуации ерунда: не самоволка, не дезертирство, не уклонение.

Офицер помолчал и спросил, пристально глядя Гусеву в глаза:

— Разделяешь позицию руководства федеральных сил?

Павел выдержал его колючий взгляд и ответил спокойно:

— Мне все равно. Я и особисту так сказал. Все они одним миром мазаны, что эти, что те. Суки гребаные, грызутся за власть, а простые люди друг другу глотки рвут.

— Да, старлей, непросто тебе придется, — лишенным эмоций тоном ответил бывший капитан. — Надо определяться: либо ты с нами, либо с ними, либо с «махновцами». Про последних разговор отдельный.

— Я привык выполнять приказы, товарищ капитан. А политика не для меня.

— То есть, если прикажут, пойдешь воевать за оп о зеров? — лениво поинтересовался ротный.

Его голос оставался абсолютно бесцветным, ни один мускул на лице не дрогнул, и нельзя было понять, что он сам думает.

— Никак нет, не пойду, — ответил Гусев все также спокойно. — Я не проститутка, чтобы из койки в койку прыгать.