Александр Авраменко - Экспансия

— Согласен, конунг!

— Отлично. А сейчас — слушай внимательно. Придёт скоро парень давешний, что со мной был. Пойдёшь с ним на рынок. Присмотришь, что тебе понадобится на новом месте. И особенно, для того, чтобы рыбные промыслы организовать. Это для тебя главное. В нашей державе нахлебников не держат. Так что, учитывай. Вижу, что не больно то тебе по нутру такое занятие…

— Воины мы, конунг…

— Да никудышные из вас вояки, вождь, если честно. Не сочти за оскорбление, но коли ты от одного удара едва в Вальхаллу вашу не ушёл — то какие из вас воины? Учиться вам и учиться ещё! И очень долго. Посему…

Сделал короткую паузу, продолжил:

— Юношей и девушек до шестнадцати лет на зиму забирать станем. Закон у нас — всяк должен быть грамоте обучен. Зиму пусть учатся. Не обидят их. Слово даю. А весной — назад, к вам. Детей же с шести лет забираем на учёбу. Ну, да думаю, к тому времени, когда такие у вас появятся, мы уже и школу у вас построим, если, конечно, дров не наломаете. И учти — мы здесь на своей земле. Знаем её. Так что лучше помни всегда одно — мир, оно лучше, чем война. Так что лови рыбу, викинг. И пусть твой народ множится. Пока не могу я вас к мечу приставить, не обессудь. А вот молодёжь будущая…

Чуть помолчал, поднимаясь со своего кресла, добавил:

— Хотел бы я, чтобы ей зелья огненного нюхать не пришлось. Да только вряд ли…

— Княже, Брендан прибыл. Срочно тебя просится увидеть.

Ратибор недовольно оторвался от чтения груды свитков, лежащих на столе — дела Державы требовали постоянного внимания. Вздохнул:

— Ладно. Зови, раз такое дело…

В конце концов, и передохнуть надо. От чтения документов уже голова кругом идёт. А Малх наверняка чего то интересное приволок. За дверями послышался шум голосов, потом ввалился сам махинник:

— Дозволь челом бить, княже!

Князь помрачнел — уж больно не похож был на себя изобретатель. Весь какой то…

— Что опять натворил, выкладывай.

Тот шагнул к столу:

— Жениться хочу, княже…

— Так в чём проблема? Женись. Зачем тебе моё благословение?

Малх стал бледный, словно рубашка, в которую был одет, и вдруг рухнул на колени:

— Прости, княже. Вина моя безмерна, но не смог я тогда…

— Да не тяни ты ежа [25] здесь — дикобраза за хвост, рассказывай, что вновь учудил?!

Махинник поднялся и, понурив голову, начал свой рассказ… Оно конечно, приказ был людоедов истреблять. Да только вот… Когда махинник в войсках был, проверял, как его огнебои большие работают, после взятия одного из градов майя, Таленке, он, прихватив новую ручницу бродил по развалинам, осматривая разрушения. И нарвался на свою беду… В бедном квартале заметил под мусором руку торчащую. Детскую. И не смог мимо пройти… Откинул бревно, другое, разгрёб прелые листья, и вытащил на свет… Девочку двенадцати лет от роду… Только вот странной она была. На людоедов не похожа. Кожа светлая, зубы не дырявые, и волосы прямые. Да и в ушах ничего похожего на серьги уродливые тоже не было. Словно дева из чистых славов тот ребёнок был… Да следов побоев на ней видимо-невидимо. Еле вздымалась плоская пока грудь у подростка, но ещё дышала она. Навёл было Малх на неё ручницу, да Боги миловали — открыла она глаза свои, и обомлел махинник, были они у неё цвета синего, как озёра Великие… А девочка вдруг заулыбалась при виде изобретателя, руку попыталась поднять, что-то сказать… Да вновь сознание потеряла. Дрогнуло сердце мужское. Стукнуло чаще… Таясь ото всех, принёс её в лагерь, накрыв пончо, положил в повозку свою, благо ехал с учеником одним, к которому благоволил, наследником в ремесле своим считая. Тот никому ничего не сказал, и знанием тайны в корыстных целях не воспользовался… Еле выходил махинник девочку неизвестного племени. Но на ноги поставил. Когда вернулся — сказал её всем сиротой, мол, удочерить пожелал. Да в доме своём и оставил… Время шло, росла девица. Война к концу шла. Незаметно пять лет пролетело. Выучилась она славянской молве на диво, да сама красавицей, каких мало было, выросла. Кто не знал — считал её от роду своей. А кто знал — и разницы не видел. Так вот дни летели… Уже девица первую кровь уронила, взрослой стала… А там и… Словом, на сносях она. Шесть месяцев уже, как ходит, дитя Бренданово вынашивая. И решился Малх испросить позволения князя помиловать девицу, и себе и ей благословение…

— Да ты с ума сошёл?! Не думаешь, что творишь? Да я тебя…

Ратибор бушевал, метая громы и молнии, но махинник стоял на своём — мне без неё жизнь не мила, да и не из людоедов она! А совсем другого роду племени, что много южнее живёт! Украли её совсем ребёнком, и так вот выменивали и выменивали, пока она в Таленке не оказалась… Устав ругаться, князь совсем другим тоном произнёс:

— Покажи хоть, какая она?

— Сейчас, княже! Ждёт Иара за дверями!

Просиял махинник и выскочил наружу… Ратибор ожидал всякого, но не такого… Стройная, словно лань, длинноногая, с действительно голубыми глазами, с ровным прямым носиком, и красивого рисунка пухлыми губами… Но самое поразительное — она была практически белокожей… И если бы не чёрные, словно смола волосы, от славянки её было бы не отличить… Девушка смущённо улыбнулась, попыталась поклониться было, но князь успел махнуть рукой, останавливая беременную:

— Не надо!

Та замерла на месте, заливаясь румянцем, а сидящий за столом Ратибор с удивлением рассматривал красавицу… Наконец махнул рукой:

— Идите… Оба… Даю вам разрешение своё. Можете жениться, если уж у вас горит…

Те взялись за руки, шагнули к двери, и тут Ратибор окликнул:

— А откуда же ты родом, девица красная?

Та обернулась, заливаясь вновь краской, и певучим голосом произнесла:

— Не всё помню… Много времени прошло… Город наш в горах находится… На берегу большого озера… А зовётся наш народ — пукина [26] самоназвание инков … На город, где мы жили, напали люди копья, и жители бежали… Спасаясь… Так меня взяли в плен…

— Родную речь помнишь, девушка?

Та слабо кивнула:

— Помню, но плохо.

— Ничего страшного. Малх, пусть она всё, что ещё не забыла, на пергамент напишет, да жрецам отдаст…

Тот кивнул, тут же забыв о просьбе друга — он уже праздновал свадьбу…

…Проводив Малха и его нареченную, Ратибор долго смотрел в окно на двор — там отроки весело перешучивались с девицами-портомойками, потом вновь уставился на свиток, вздохнул — уж тридцать пять ему годков минуло. А всё один… Вроде и девиц вокруг много, и глазки строят, да всё некогда. Эх, предки-предки! Какие жёны вам доставались! Сказки про них в народе до сих пор ходят… А я всё бобылём, да бобылём. Никак руки не доходят семьёй обзавестись. Товарищи всю плешь проели — женись, да женись. У всех уже семеро по лавкам. Вот и махинник наш хитромудрый от своих механизмов хитрых оторвался, да нашёл своё счастье. А я… А что — я? Да ничего. Но Малх мне идею подал. Раз где-то там на юге белые люди живут, значит, искать их надобно. Да и Новый океан неисследованный стоит. Посему — быть следующему! Подвинул к себе чистый лист пергамента, обмакнул в чернила из большой морской страхолюдины [27] каракатицы стальное перо, чётким почерком вывел: