Александр Лысёв - «Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы

И первым зашагал с мостика прочь.

В середине октября корабли Фелькерзама прошли Суэцким каналом. Первыми пропустили транспорты с углем. После Порт-Саида все суда должны были загрузиться топливом в Джибути. 19 октября 1-я Дальневосточная эскадра пришла в порт Аден. Экипажам были даны сутки отдыха – всего лишь одни. Впереди лежал переход через Индийский океан. В тот же вечер эскадру обогнали угольщики и экономическим ходом двинулись в сторону мыса Рас-Хафун. Производить очередную погрузку угля предполагалось с транспортов прямо в океане. Транспортам была назначена точка рандеву, определен временной диапазон ожидания. Но на следующий день произошло событие, чуть не поломавшее весь график движения русских кораблей.

Было 8.30 утра. Суда эскадры выстроились на якорях с большими интервалами друг от друга. На рейде Адена царили тишина и спокойствие. После подъема флага матросы занимались приборкой. Изредка заливались боцманские дудки. Охрану эскадры нес миноносец «Бравый». С него и доложили о приближении к Адену двух неизвестных крейсеров. Они подходили на высокой скорости, не менее пятнадцати-семнадцати узлов, о чем можно было судить по бурунам, расходившимся от их форштевней.

Адмирал Фелькерзам поднялся на мостик. Бэр и Ключевский последовали за ним. Все подняли к глазам бинокли. «Ослябя» как раз готовился к переходу на внешний рейд. На нем только что развели пары. Броненосец занимал крайнее к морю место среди судов русской эскадры.

– Ваше Превосходительство, держат курс прямо на нас, – доложил вахтенный офицер.

– Латины несостоявшиеся, – подкрутил окуляры бинокля Бэр.

– «Ниссин» и «Кассуга», – напомнил Ключевский.

Фелькерзам молча кивнул. Крейсера приближались к «Ослябе», не сбавляя скорости. Круто развернулись, вспенивая волну. Первым шел «Кассуга». Ему в кильватер – «Ниссин». Можно было уже разглядеть невооруженным глазом, что на палубах японских кораблей никого нет. Головной крейсер резко прибавил еще ходу.

– Ничего себе чешет, – пыхнул папиросой Бэр.

– Поосторожней надо бы на рейде, – заметил вахтенный офицер.

Вырвавшийся вперед «Кассуга» заходил перпендикулярно к носу «Осляби». На какой-то момент он вообще выкатился со своей траектории вправо, пройдя всего лишь в кабельтове от русского броненосца. Вахтенный испуганно вцепился в ограждение мостика. «Ослябю» ощутимо качнуло на якоре.

– Мерзавцы. На испуг берут, – флегматично заметил Фелькерзам.

Стоявшие на мостике офицеры посмотрели вслед уходящему японцу. И почти в ту же секунду за их спинами раздался хриплый возглас вахтенного офицера:

– Второй!..

Все резко обернулись. Отставший от своего товарища «Ниссин» на полной скорости заходил теперь прямо в левый борт «Ослябе». Расстояние между кораблями быстро сокращалось. Пожалуй, слишком быстро. Двух мнений относительно намерений японца быть не могло. Он решил таранить русский флагман.

– Да что же они творят, етишкину мать! – заорали матросы, собравшиеся перекурить на баке «Наварина». Их броненосец стоял чуть мористее от флагмана. Вся сцена стремительно разворачивалась прямо на их глазах.

– Вот стерва, щас вдарит, – налегая на спины товарищей, произнес Егор Шолов. Папироса осталась висеть на нижней губе его полуоткрытого рта.

– Братцы, братцы, берегись! – отчаянно заорали в сторону «Осляби». Толпа наваринцев гомонила и пыталась подавать знаки своим товарищам.

Фелькерзам среагировал через две секунды. Повернулся к Бэру, сказал тихо-тихо:

– Право на борт. Полный назад.

Полетел в сторону вахтенный, которого отпихнули без лишних церемоний. Кубарем скатился по трапу Бэр, умудрившись, однако, не выронить папиросу изо рта. Вихрем устремился в рубку. Ключевский смотрел на стремительно надвигающийся японский крейсер, широко раскрыв глаза. Через полминуты «Ослябя» дернулся, чуть отодвигаясь назад и разворачиваясь вправо, насколько позволяли якорные цепи. А в следующее мгновение получил от «Ниссина» удар тараном в борт между носовой десятидюймовой башней и форштевнем. Ключевский готов был поклясться, что за мгновение до удара он отчетливо слышал с японского крейсера крики «банзай!».

Фелькерзама отшвырнуло назад спиной на настил мостика. Ключевский повис на ограждении, пребольно ударившись лбом о поручень. Вниз по трапу покатился вахтенный. С палубы раздалась отборная ругань матросов, набивших себе синяки и шишки. «Ниссин» уходил прочь полным ходом.

Снизу отчетливо послышался звук гидравлического привода. Носовая десятидюймовая башня разворачивалась в сторону японского крейсера. На мостик заскочил Бэр. На его лысой голове красовалась широкая ссадина. Во рту дымила папироса.

– Мы их сейчас как котят утопим, – процедил Бэр сквозь зубы. – Обоих.

– Ни в коем случае! – прохрипел Фелькерзам и страшно закашлялся. Стер рукавом белоснежного мундира выступившую на губах кровь. – Не стрелять! Это приказ.

Ключевский с Бэром помогли адмиралу подняться на ноги. Оба японца обогнули пришедший накануне английский крейсер «Эдгар». Бросили якоря за ним, отгораживаясь англичанином от русской эскадры. Бэру доложили, что в носовых подбашенных отделениях обнаружена течь. На «Ослябе» пробили водяную тревогу. На бак устремился трюмно-пожарный дивизион. Вскоре выяснилось, что течь, к счастью, небольшая, вполне устранимая собственными силами. Броненосец удалось немного развернуть в последний момент, отчего удар пришелся вскользь.

Через полчаса на «Ослябю» прибыл командир английского «Эдгара». Фелькерзам кашлял у себя в каюте, отбрасывая один за другим накрахмаленные носовые платки. Платки моментально становились красными. К британцам вышел Бэр с демонстративно перемотанной бинтами головой. Разговаривали прямо на палубе, у шторм-трапа. Англичанин смущенно бормотал об аварии рулевого управления на «Ниссине», о крайне сожалеющих японцах, об их искреннем желании принести извинения за случившийся инцидент. Приглашал на «Эдгар», где был готов выступить в качестве посредника. Бэр слушал, задвинув папиросу в угол скептически сжатых губ. Встречу с японцами назначили на «Эдгаре» в полдень.

Обед в «Палкине» был великолепен. Впрочем, как всегда. На фарфоровых тарелках нежинские соленые огурчики лежали вперемежку с помидорами. Кусочки испанского лука были сдвинуты в сторону, отчего черная паюсная икра оказалась чуть припудрена египетским перцем. Уже откушали серебристых сардинок в прованском масле. Они оказались достойнее ревельских килек. Несмотря на это, пахучий запах последних витал над столом благоутробно и ненавязчиво. Да что там кильки! Обычная селедка, разложенная на длинном узком лотке вперемежку с венчиками петрушки, замечательно пошла под крепкие напитки. В запотевших пузатых графинчиках на выбор стояли рябиновка, зубровка, смирновка и английская горькая.