Алексей Рюриков - В БЕЗДНЕ ВРЕМЕН. ИГРА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ

Ехали в купе вдвоем, попутчиком оказался отставной дипломат, старичок общительный, при том, несмотря на отставку, «в сферах» вращающийся. Гулькевич направлялся на воды в Карловы Вары, а в Париже собирался, как он выразился, «проведать кое-кого из прежних знакомцев». Признав в Гумилеве человека своего круга, к секретам, как он полагал, вполне допущенного - не всякий полковник жандармов, чина не скрывая, по Франциям разъезжает, бывший посол в Швеции и представитель при Лиге Наций на толкования подобных вещей нюх имел тончайший, выработал, иначе дипломату нельзя, Константин Николаевич ближе к Варшаве разговорился.

Завязавшаяся беседа перетекла как-то незаметно к большой политике, и бывший дипломат, с непременной оговоркой: «кому другому - ни-ни, но вы же, дражайший Николай Степанович, лицо доверенное, вам и можно», излагал вещи любопытнейшие, пусть с представлениями полковника и не вполне совпадавшие:

- …ну, капповский путч в двадцатом - это, по сути, авантюра, - закончил Гулькевич с послевоенной Германией. - Так, вспышка на фоне проигранной войны. И провалился он быстро, и воспользовались этим выступлением только союзники. Тогда ведь французы еще Рур занимали, а под это дело и во Франкфурт, Дармштадт, Ганау войска ввели на пять лет.

- Мы, кажется, тоже? - отозвался Николай Степанович. - Если я правильно помню, две трети Верхней Силезии?

- Для нас дело не только в наказании пребывало! - назидательно поднял палец отставник. - Это даже и не главное. У нас в двадцатом уже волнения среди фабричных начинались, без угля и стали оставаться было никак нельзя. А Силезия - это угольные шахты да сталелитейные заводы.

Он помолчал и практичным, уместным, скорее, для купчика средней руки, тоном закончил:

- И недорого у немцев выходило.

- Несомненно, - Гумилев невольно улыбнулся. Очень уж не вязались приземленные рассуждения с основательной внешностью бывшего дипломата, - и пробуждению патриотизма у российских фабрикантов и купцов способствовало.

- А что ж? - согласился бодрый пенсионер. - И вполне. Мы потом, когда ушли, в нашей оккупационной зоне половина заводов русским принадлежала. Да и рядовые немцы не в обиде ведь были. В самой-то Германии разорение существовало ужаснейшее. Вот хозяева тех заводов да шахт, те да, пытались возмущаться.

- Недолго, - вновь усмехнувшись, вспомнил жандарм. - Выжали из тевтонов тогда прилично. Манташев хорошо на этом руки нагрел.

- Не только он и другие тоже. Но и казна своего не упустила, многое выкупили.

- Думаю, такие действия любви у немцев к нам не добавили?

- А нужна она, любовь-то их? - улыбнулся на этот раз уже Константин Николаевич. - Только-только, почитайте, война закончилась. Французы в войну людей положили - страшное дело. Да и мы тоже малой кровью не отделались. Немцев тогда прижать по любому поводу все соглашались.

Он рассеянно посмотрел в окно на пробегавшие мимо домики и вернулся к разговору:

- Н-да… И до недавнего времени немцы всерьез против Версаля не выступали. Локарнское соглашение приняли, гарантии границ. Но реваншизм в Германии из моды не выходил, а ныне страсти накалились.

- Это когда президент Гинденбург заявил, что отвергает вину за развязывание мировой войны?

- Да, на открытии мемориала в Грюнвальде. Он ведь этим статью 231 Версальского договора нарушил, там вина Германии четко прописана.

- Немцы считают несправедливой эту статью, я слышал.

- Дело не в этом, - жестко отрезал Гулькевич, посмотрев притом сурово. - Статья что, так, символ. Дело в том, что дай им сейчас шанс - снова начнут! А даже если и войну не начнут, - пенсионер сменил строгое лицо на обыденное, - нам сильная Германия все одно не нужна. И никому в Европе не нужна, Лондону разве что. У англичан извечная стратегия, баланс на континенте. А сейчас мы и французы в дружбе, противовеса нет. Что и хорошо, нам-то с Францией делить нечего, интересы не пересекаются. Вот с британцами - да.

- Только долги у нас французам, - усмехнулся Гумилев.

- А что долги? Платим потихоньку. Вон, в тридцатом, когда кризис, по немецким репарациям план Юнга приняли. Выплаты ежегодно до тысяча девятисот девяностого года, - с видимым удовольствием произнес дату дипломат. - Из того и платим. Немцы взамен требовали убрать союзные войска, англичане с американцами их тогда крепко поддержали.

- И начали выводить. - Николай Степанович допил стакан и откинулся на полке.

- Да уже и без того выводили потихоньку. - Попутчик чай прихлебывал мелкими, стариковскими глоточками, больше интересуясь приятной беседой. - Брюнинг, он тогда канцлером немецким был, в Рейхстаге это как свою победу преподнес, и нам с французами показалось неплохо, зачем там войска держать? Взамен ведь был решен вопрос о совместном контроле над Руром, как гарантии платежей, так что… Впрочем, это Брюнингу ненадолго помогло, все одно слетел. А в прошлом году Гинденбург адресовался к президенту САСШ Гуверу, заявлял о невозможности уплаты очередного взноса. Гувер предложил мораторий на год на все платежи по репарациям и военным долгам. Отсрочка на год не мешала и нам, и хотя британцы яростно сопротивлялись, приняли. А сейчас срок моратория истекает.

- Немцы будут платить?

- Не похоже.

- А мы?

- А зачем же? - заулыбался бывший посол. - И мы не будем. Долги военные, нечего тут… С Францией мы подписали соглашение, они нам долг сообразно уменьшают. Только англичане остались.

- Тогда что изменилось? - удивился Гумилев. - Константин Николаевич, я не пойму, чем нам немцы помешали? Воевали, конечно, но это ж полтора десятка лет прошло. Ныне вот и долги одинаково не платим, и торгуем, и столкновений, как вы про Англию говорили, нигде нет?

- Это пока их нет! - не согласился собеседник. - А немцы о реванше мечтают! Гинденбург поручил сформировать кабинет бывшему военному министру, генералу фон Шлейхеру. Редкий пролаза этот Шлейхер, сколько Веймарская республика существует - во всех политических поворотах поучаствовал, падение трех прошлых кабинетов, можно сказать, его рук дело. Но главное, в чем я вижу опасность, это в том, что он вместе с Сектом, это их сейчас, такой, знаете, негласный вождь армии, все время пытается возродить военную силу Германии. Все эти их уловки со сменой названий, подпольными частями, большой полицией, все это мы знаем. Пусть не в деталях, но знаем. Оппозиции сейчас у «президиального кабинета» Шлейхера нет, Гинденбург популярен. А теперь они - это пока секрет, но чего уж - собираются ввести чрезвычайное положение… Чайку еще будете?

- Не откажусь, - согласился полковник. К чаю он обыкновенно был вполне равнодушен, но что еще в поезде делать? Тем паче, собеседник попался удачный.

Гулькевич прервался, кликнул проводника, спросил чаю себе и попутчику и вернулся к разговору: