Георгий Лопатин - В тылу врага

— Не вижу в этом ничего радостного, — приструнил его и остальных бойцов Вадим Куликов.

Он никак не мог понять, почему они все вдруг "поплыли".

— Не время расслабляться, я бы даже сказал наоборот, нужно максимально сосредоточиться.

— Да, конечно… — смутившись, кивнул Пахомов.

— Напоминаю всем, нам предстоит немаленький, я бы даже сказал охренительный по своей протяженности марш-бросок до своих. Причем половина территории из этого тысячекилометрового перехода занята противником.

Бойцы, услышав, сколько и в каких непростых условиях им еще нужно тащиться изрядно приуныли. Вадим же увидев их изменение в настроении, наоборот почувствовал удовлетворение. Так оно всяко лучше, по крайней мере не будут вести себя как бойскауты на прогулке.

— Интересно все-таки, спасся кто-нибудь кроме нас, — поинтересовался помощник.

— Чего гадать, если мы еще не спаслись. Вот дойдем и узнаем, единственные мы кто уцелел или еще есть счастливчики.

В родных лесах стало все же намного легче и свободнее. Не приходилось каждые пять минут останавливаться и вглядываться в небеса и горизонт в поиске самолета-разведчика и таиться при каждом подозрительном движении в окрестностях, будь то дикий як, козел или стадо лошадей или верблюдов охраняемые пастухами. Листва и хвоя надежно скрывала их от возможного обнаружения. Кроме того можно было идти днем, а не только ночью как в Монголии.

Все это не могло не сказаться на поведении. Люди волей-неволей стали беспечнее и это дало о себе знать самым печальным образом.

— Китайцы!!!

Завязался бой, но сразу стало ясно, что он безнадежен. Китайцы давили партизан со всех сторон, и не было никаких сомнений в том, что это хорошо подготовленная операция, а не случайное столкновение двух групп. То есть их ждали, и устроили засаду по всем правилам.

"Вот ведь гадство, — с бесконечным чувством разочарования и досады подумал Куликов. — Сдохнуть на полпути к безопасной гавани, и это после двух недель скитаний по адской Монголии… Лучше бы уж все кончилось тогда, при выходе из окружения…"

— Сдавайтесь! — с сильным китайским акцентом прогремел усиленный рупором голос, когда накал боя на минутку утих. — У вас нет ни единого шанса на спасение! Вы окружены. Предлагаю только один раз! Дальше будет бой на уничтожение!

"Большего и не надо…" – подумал Куликов и выкрикнул:

— Мы сдаемся! Всем сложить оружие!!

— Командир?! — опешил Пахомов.

— Что?

— Вы это вправду?

— Вправду.

— Но…

— Что "но"?! Что?!! Если торопишься сдохнуть, то валяй, флаг тебе в руки и айда на врага с песнями "Врагу не сдается наш гордый "Варяг"".

— Но… но мы обязаны проскочить. У нас важная информация для командования…

— Это ты про серолицых китайцев?

Пахомов кивнул.

— Да брось ты… — отмахнулся Вадим. — Ну что она, в самом деле, меняет, информация эта? Да ничего… ровным счетом ничего…

"Хотя, — появилась настырная мысль, — может и меняет… Вот только что?"

— Бросить оружие! — потребовал усиленный голос. — Любая провокация с вашей стороны повлечет самые жесткие ответные меры!

— Бросай, — кивнул Вадим и сам бросил свой автомат в сторону.

— Встать в шеренгу! Руки за головы!

Появилась нехорошая мысль, что их сейчас возьмут и расстреляют, срезав одной очередью, но нет, появившиеся китайцы именно китайцы, а не полицаи, повалили сдавшихся на землю и связали пластиковыми ремешками.

Ближе к вечеру появился вместительный вертолет и всех оставшихся в живых после скоротечного боя, а их осталось всего пятнадцать человек, увезли. Китайская спецгруппа осталась в лесу для дальнейшего патрулирования территории и поиска партизан.

Капитан Уси Нанкин был разочарован. Несмотря на переход в военную разведку вся его деятельность сводилась к функции переводчика в системе дознания, то есть допрашивал пленных, благодаря совершенному знанию русского языка.

Китайское командование, после разгрома пятидесятитысячной армии аборигенов двухтысячным партизанским отрядом (хотя это было не совсем так, но именно такое впечатление сложилось у командования), и из-за неспособности справиться с этой самой партизанской деятельностью русских, потеряло всякое доверие к подконтрольным местным вооруженным силам и оставило им только чисто полицейские функции.

Но проблема партизанских отрядов осталась, точнее даже возросла. Теперь диверсии проходили на территории от реки Ангара до Благовещенска. И решать эту проблему как-то требовалось, причем в срочном порядке. Командование пусть с запозданием но все же пришло к разумному выводу, что раз уж движение все равно застопорено партизанскими диверсиями и сотни тысяч солдат стоят без движения на дороге, то стоит их чем-то занять, а именно патрулированием, поиском и уничтожением партизан, для чего выделили две армии.

Поначалу получалось не ахти. Слишком уж эти задачи для солдат были неестественными, но постепенно полученный опыт и количество задействованных сил сделали свое дело. Партизан удалось отогнать от дороги, и движение восстановилось, хотя диверсии продолжались, но не в таких ужасающих масштабах как раньше.

А весной так и вовсе удалось практически уничтожить один партизанский отряд. Вырваться из ловушки в которую их заманили, удалось едва ли сотне человек.

Пришла уверенность, что до конца две тысячи сорок третьего года, особенно в зиму, с партизанским движением будет покончено на корню и удастся развить решительное наступление с прорывом енисейской линии обороны и последующим быстрым продвижением на запад.

"Даже удивительно, сколько проблем удалось создать для нас этим партизанам, — подумал Уси. — Ведь их так мало, ничтожно мало… А сколько сил и средств требуется чтобы их хоть как-то локализовать и исправить последствия диверсий!"

Раздался стук в дверь и после разрешения войти, в кабинет вошел посыльный.

— Товарищ капитан, вас просят пройти…

— Новых пленников привезли? — перебил солдата Нанкин, зная, куда его обычно "просят пройти", а куда и кто "вызывает".

— Так точно.

— Сейчас буду.

Посыльный отдал честь и удалился.

Уси Нанкин надел фуражку и пошел в камеру для допросов. Считалось что железо нужно ковать пока горячо, дескать, сразу после пленения люди наиболее податливы.

Хотя капитан не видел в этом особого смысла. Все равно придется применять сыворотку правды, не надеясь на правдивость ответов даже при применении пыточных методов и даже полиграфа, так какая разница, когда допрашивать: сразу или чуть погодя, когда пленники чуть придут в себя?

"Наверное, даже лучше допрашивать чуть позже, — подумал он, — чтобы пленники осознали в полной мере, что с ними произошло и что с ними может стать. А потом дать "пряник" надежды на лучшую долю, не убирая из виду "кнут" наказания. Но начальству виднее. Раз говорят допрашивать сразу, значит сразу. Может тут дело в банальном желании получить информацию от пленных как можно быстрее…"