Уилбур Смит - Крик дьявола

Теперь наконец можно было начать детальный осмотр подводных повреждений «Блюхера».

Он услышал за спиной команду, отданную унтер-офицером матросам на лебедке:

— Поднимайте, медленно.

Двигатель ожил, и лебедка с пронзительным скрипом залязгала. Едва не вздрогнув, фон Кляйне полностью сосредоточился на поверхности воды.

Трос с воздушной трубкой делали виток за витком, затем вода вдруг вспучилась, и из нее появился болтавшийся на тросе водолаз. Мокрая блестящая черная резина и «трехглазый» скафандр делали его похожим на несуразное морское чудище. Водолаза подняли на борт и опустили на палубу. Два матроса поспешно отвинтили болты в районе шеи, сняли тяжелый скафандр, и под ним оказалась голова старшего инженера Лохткампера. Суровое лицо в морщинах, как у мастифа, казалось еще суровее от тяжелых мыслей, которые его одолевали. Взглянув на капитана, он слегка покачал головой.

— Прошу ко мне в каюту, когда будете готовы, — сказал фон Кляйне и удалился.

— Рюмку коньяка? — предложил фон Кляйне.

— С удовольствием, господин капитан. — Старший инженер Лохткампер явно не вписывался в элегантный интерьер каюты. Рука, взявшая рюмку, была большой, с крупными, посеченными от постоянной работы с металлом костяшками и глубоко въевшимися в кожу маслом и мазутом. Когда он уселся в предложенное капитаном кресло, создалось впечатление, что коленей на его ногах гораздо больше, чем положено.

— Ну так? — вопросительно посмотрел на него фон Кляйне, и Лохткампер приступил к докладу. Говорил он минут десять, и фон Кляйне внимательно выслушивал разнообразные технические подробности, перемежавшиеся, как могло показаться, совершенно неуместными непристойностями. Увлекшись, Лохткампер прибегал к нецензурным выражениям из своего родного гамбургского диалекта, и фон Кляйне не мог не улыбнуться, узнав, что вследствие отклонения копулятивная торпеда проникла в ходовую часть, прорвав броню, целостность которой не вызывала сомнений. Порой перечисление ущерба напоминало описание субботней попойки в публичном доме и ее последствий.

— Починить можете? — спросил в конце концов фон Кляйне.

— Необходимо срезать изуродованную листовую обшивку, поднять ее на палубу, перекроить и сварить ее заново. Однако нам не хватает еще как минимум восьмиста квадратных футов обшивки, господин капитан.

— А такой роскошью мы в дельте Руфиджи не располагаем, — задумчиво продолжил фон Кляйне.

— Так точно.

— Если я достану листы, сколько вам понадобится времени?

— Вероятно, месяца два.

— Когда сможете начать?

— Хоть сейчас, господин капитан.

— Тогда начинайте, — сказал фон Кляйне.

Лохткампер осушил рюмку и, чмокнув губами, поднялся.

— Великолепный коньяк, господин капитан, — поблагодарил он и неуклюже удалился.

Глядя, задрав голову, на большой военный корабль, Герман Фляйшер созерцал его боевые повреждения с праздным любопытством несведущего сухопутного человека. Он оглядел зияющие раны, нанесенные снарядами «Ориона», черную порчу, оставленную бушевавшими пожарами, похожие на сыпь участки надпалубных надстроек, густо изрешеченные осколками, и, опустив глаза, посмотрел на носовую часть. Над самой водой висели ремонтные люльки с горстками матросов, слышался треск сверкающей сварки.

— Боже праведный, ну и всыпали вам! — Фляйшер произнес это с явным оттенком садистского наслаждения.

Киллер оставил его замечание без внимания. Он руководил действиями местного рулевого, направляя катер к спускавшемуся по борту «Блюхера» трапу. Даже присутствие этого потного деревенского быдла — Фляйшера — не могло омрачить радостного момента возвращения домой. Для Эрнста Киллера «Блюхер» был домом в глубоком понимании этого слова: здесь находилось все, чем он в жизни дорожил, включая человека, к которому он испытывал чувства, по силе превосходившие сыновний долг перед отцом. Он всегда с радостью предвкушал улыбку фон Кляйне и ожидаемые из его уст похвалы за отличное выполнение очередного поручения.

— А, Киллер! — Фон Кляйне поднялся из-за стола навстречу лейтенанту. — Уже вернулись?! Удалось отыскать Фляйшера?

— Ждет за дверью, господин капитан.

— Отлично. Давайте его сюда.

На мгновение замешкавшись в дверях, Герман Фляйшер оценивающе зыркнул по сторонам. Его ум автоматически конвертировал обстановку каюты в рейхсмарки: ковры тегеранского шелка, голубого с красным и золотом, кресла обиты темной кожей с пуговицами, вся мебель основательная, как и обшивка стен — красного дерева с полировкой. Светильники были выполнены из желтой меди, сверкающий блеск хрустальных бокалов в баре дополняла батарея бутылок, украшенных этикетками с громкими именами виноделов Шампани, Эльзаса и Рейна. На стене напротив стола висела написанная маслом картина с изображением двух красивых с золотисто-белокурыми волосами женщин — определенно мать и дочь. Иллюминаторы были зашторены темно-зеленым бархатом с золотыми шнурами и кистями.

Фляйшер сделал вывод, что граф был человеком богатым. И его должное уважение к богатству немедленно проявилось в том, как он, подтянувшись, шагнул вперед и, чуть ли не щелкнув каблуками, поклонился, наморщив свой выпирающий живот.

— Капитан. Я прибыл, как только получил ваше сообщение.

— Весьма благодарен, комиссар! — отвечая на приветствие, воскликнул фон Кляйне. — Что-нибудь прохладительное?

— Пожалуй, бокал пива и… — Фляйшер слегка замялся: он не сомневался, что где-то в закромах «Блюхера» имеется сокровищница с деликатесами, — что-нибудь перекусить — с полудня ничего не ел.

С тех пор до настоящего момента прошло всего два часа, и для фон Кляйне не было ничего необычного в таком перерыве между едой, тем не менее он передал эту просьбу своему стюарду, открывая тем временем для гостя пиво.

— Следует поздравить вас с победой над двумя английскими кораблями, капитан. Великолепно, просто потрясающе!

Развалившись в кожаном кресле, Фляйшер вытирал потное лицо и шею. Киллер криво усмехнулся, услышав, как тот по-новому запел.

— Победа, доставшаяся слишком дорогой ценой, — пробормотал фон Кляйне, предлагая Фляйшеру бокал. — И теперь мне нужна ваша помощь.

— Разумеется! Все, что попросите.

Фон Кляйне сел за стол и достал свои записи, затем вынул из желтоватого кожаного футляра очки в золотой оправе и водрузил их на нос.

— Комиссар… — начал было он, но тут же заметил, что Фляйшер перестал его слышать: вслед за деликатным стуком появился стюард с большим, щедро сервированным подносом и поместил угощение на стоявший возле Фляйшера столик.

— Пресвятая Богородица! — прошептал Герман, его глаза заблестели, на верхней губе от перевозбуждения вновь выступил пот. — Копченый лосось!