Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна

— Пусть поберегут стрелы, — объяснил свое решение комиту князь. Тот согласно кивнул.

Установилось напряженное затишье. Стрелять продолжали лишь пращники и камнеметчики — им камней было не жалко.

Как только сербы загнали арабов обратно в лагерь, оттуда вышли переговорщики. Комит послал им навстречу архонта с толмачом.

— Хотят, чтобы их выпустили с оружием из лагеря, все остальное они готовы оставить на месте, — доложил вернувшийся архонт комиту.

Тот настороженно покосился в сторону князя, но Дарник молчал, с любопытством ожидая, что старший командир будет делать дальше.

— Нет, полная сдача в плен с сохранением жизни всех пленных и возможность их дальнейшего выкупа, — поставил свое условие ромейский воевода.

Архонт пошел передавать эти условия переговорщикам.

— Если получится, то здорово, — уважительно одобрил Рыбья Кровь.

Комит даже горделиво приосанился от его похвалы.

Два часа спустя условия пленения были окончательно выработаны: в рабов арабов не превращать, наказаниям без причины не подвергать, молиться не мешать, сотским и шейхам разрешить носить свои кинжалы. Затем началась сама сдача в плен. Магометане цепочкой потянулись из лагеря и возле взгорка, бросив на землю свои булавы, топоры и мечи, сворачивали в сторону, где ромеи по четверо привязывали их за руку к древку копья. Привязывать быстро не получалось, и у выхода из лагеря образовалась целая толпа пленных. Вдруг прозвучала резкая арабская команда, и вся эта вооруженная масса бросилась мимо ромеев прочь в недалекое мелколесье. Союзники, которые, сидя на земле, отдыхали от ратных трудов, торопливо вскочили на ноги. Но преследования не получилось.

Дарник первым рассмеялся и засвистел, заложив в рот два пальца. Арсы подхватили его свист. И вот уже хохочут, улюлюкают и свистят все липовцы и сербы, а ромеи с италиками лишь преграждают бегство тем арабам, кто не успел еще выйти из лагеря.

— Чему ты смеешься? — спросил, оборачиваясь к князю, комит. — Сейчас одним ударом покончили бы со всеми этими разбойниками.

— Нарушив договор с тобой, они и тебя освободили от данных обещаний. Разве нет? — резонно отвечал Рыбья Кровь. — Теперь кинжалы их шейхам можно не оставлять. Мне говорили, что всего на остров высадилось пять тысяч арабов. Какая разница, ловить их две или три тысячи? Все равно переловим.

Еще вчера комит высмеял бы чью-либо подобную самоуверенность, но после всего увиденного сегодня готов был поверить, что и такое возможно для этого незаурядного словенского архонта.

Всего удалось переловить и связать больше восьми сотен арабов. Ромеи и италики первыми вошли во вражеский лагерь. Мало проявив себя в сражении, они наверстывали упущенное, беспощадно добивая оставшихся в палатках раненых.

Несмотря на походный характер своего здесь пребывания, в лагере магометан нашлось немало красивых вещей из серебра, меди, дорогих материй, явно привезенных из Сирии и Палестины, — арабы и разбойничать желали в приятном комфорте. Три десятка чудных арабских скакунов также стали добычей союзников. Между тем камни из дальних больших пращниц и редкие огненные горшки продолжали осыпать лагерь. Князь выслал знаменосца и трубача к северной стороне матерчатой ограды, чтобы на ромейском валу их увидели и остановили стрельбу. Здесь обнаружили новый повод для смеха: выпущенное из-за вала стадо ослов и быков вольно прогуливалось вдоль вала и никак не хотело приближаться к арабскому лагерю.

Дарникские «давилки» не потребовались — все пробездельничавшие за валом воины теперь сами спустились на поле и, не торопясь, собирали «колючки». Глядя себе под ноги, только очень неловкий увалень мог наступить на них в редких пучках выгоревшей травы.

Корней добился своего: прогнал с высоты лучников и даже привел к князю двух захваченных пленных.

— Тебя проще наградить медной фалерой, чем не награждать, — под смех вожаков отметил его Рыбья Кровь.

В Сифесе рейдовое войско встречали как истинных триумфаторов. Всего за победу было заплачено полсотней убитых и столько же ранеными, причем на «колючках» поранили себе ноги лишь человек пятнадцать. Противник же потерял, считая с пленными, в десять раз больше.

Позже, за праздничным архонтским столом, старший комит не упустил случая язвительно во всеуслышание объявить, что липовский князь берется быстро очистить весь остров от чужеземных разбойников.

— Хорошее дело, — одобрительно посмотрел на Дарника мирарх. — Расскажешь мне об этом завтра утром.

Рыбья Кровь корил себя за опрометчивые слова и удивлялся выступлению комита — ни один словенский воевода не стал бы так выставлять своего сотоварища. Действительно, как отыскать и победить на огромном гористом острове, где его собственные жители не знали, что творится в десятке верст от них, две-три тысячи умело скрывающихся вооруженных людей? Но задание своей собственной голове уже было дано, и Дарник ничуть не сомневался, что решение через два-три часа, в крайнем случае к утру, будет найдено, и ел и пил нисколько не отягощая себя тяжелыми думами. Калистос в очередной раз приятно поразил его. Возвращаясь в Сифес со славной победой, князь опасался, что Золотое Руно непременно постарается его заслуги как-то приуменьшить, но нет, ромейский военачальник снова и снова без всяких ревнивых оттенков говорил о том, как им всем повезло с таким замечательным танаисским предводителем.

Позже, уже по дороге в стан, Дарник не утерпел и спросил у отца Паисия:

— Для наших князей всегда нож острый, если их воевода слишком хорошо себя покажет. А ваш мирарх совсем не такой.

— Я сам удивляюсь, глядя на него, — признался священник. — Он в самом деле или вовсе лишен тщеславия, или его тщеславие настолько велико, что не позволяет ему равняться с кем-либо.

Рыбья Кровь невольно перевел это определение на себя. Все сходилось: ему тоже завышенное честолюбие не позволяло кому-либо завидовать, а единственное, в чем он уступал Калистосу, так в том, что не столь речисто умел хвалить своих воевод за их боевые заслуги.

Как и следовало ожидать, наутро его княжеская голова решила заданную накануне сложную задачу, Дарник еще раз все прикинул, съел гроздь винограда и поспешил к мирарху.

— Все говорят, что арабы быстры и неуловимы, малыми отрядами могут действовать во всех направлениях. Значит, надо лишить их этой подвижности.

— С этим никто не спорит. Скажи только как? — Золотое Руно был само радушие и благосклонность.

Дарник рассказал, как отрубленные три пальца у степных воительниц лишили кутигурское войско четверти его силы.

— Предлагаешь рубить пальцы пленным? — догадался Калистос.