Гарри Гаррисон - Кольца анаконды

— Ни малейшей, учитывая, что они согласились на мирные переговоры, — не менее угрюмо отозвался Сьюард. — И, несмотря на это соглашение, прусские переговоры застряли и ни с места. Адамс представил наши условия, в самом полном смысле разумные, но ни Пальмерстону, ни его холуям ничем не угодишь. Британские представители в Берлине по‑прежнему выдвигают невозможные требования репараций, извинений и всего что только в голову придет, лишь бы не заниматься серьезными переговорами о мире. Я чувствую, что правительство тори решилось продолжать эту войну и согласилось на переговоры только для того, чтобы утихомирить оппозиционные партии в парламенте.

— Тогда давайте поговорим о хороших новостях, — промолвил президент. — Билль о реконструкции прошел нижнюю палату и будет наверняка одобрен Сенатом. Когда я подпишу его, билль станет законом. Хочется надеяться, мы увидим начало конца нашей внутренней войны. Что касается более широкого конфликта, уверяю вас, генералы не стоят на месте. Если британцы не хотят мира, то хлебнут войны по самое горло. У меня есть отчетливое ощущение, что они будут изумлены куда больше нас переменами, грядущими в ближайшем будущем.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Сьюард. — Как государственный секретарь, я должен быть в курсе всех военных планов.

— Должны, — ответил президент, — но бывают времена, когда надо играть в покер, держа карты, так сказать, поближе к орденам. Вашингтон наводнен иностранными шпионами, прямо–таки рвущимися отыскать любую кроху сведений и продать их. Но вы должны знать хотя бы то, что затеваются определенные операции. Приказы разосланы и доставляются гонцами, потому что мы обнаружили бесчисленные каналы утечки на телеграфных линиях. Лично я не знаю деталей этих предприятий, так что никому из членов Кабинета не следует чувствовать себя обойденным. Зато я могу вам сказать, что британцев в Канаде в ближайшем будущем ждут весьма любопытные переживания.

Когда президент покидал заседание Кабинета, на его губах играла загадочная, чуть ли не озорная улыбка. Быть может, было бы вполне безопасно открыть им, что затевается, но Чейз — великий сплетник, а Сьюард, несомненно, расскажет своей дочери.

Хей ждал президента в коридоре.

— Здесь делегация негров. Я впустил их в ваш кабинет, чтобы подождали. Сказал им, что вы будете, как только заседание Кабинета закончится.

— Я увижусь с ними сейчас же. Вы имеете хотя бы смутное представление о том, что у них на уме?

— Ни малейшего, хотя пытался выяснить, как вы меня просили.

— Тогда посмотрим, тогда посмотрим. — Линкольн повернул ручку двери и вошел.

Увидев его, собравшиеся встали. Хорошо одетые негры отнеслись к этой встрече весьма серьезно и с громадным интересом воззрились на человека, оказавшего на их жизнь самое разительное влияние.

— По‑моему, я встречался кое с кем из вас прежде, во время предыдущего совещания.

— Встречались, господин президент, — подтвердил их предводитель Э. М. Томас. — У нас состоялась весьма любопытная дискуссия с вами в этой самой комнате.

— Совершенно верно. Насколько припоминаю, ваша группа отнюдь не питала восторгов по поводу одобрения Конгрессом плана поселения негров в Южной Америке. — Линкольн произнес это без малейшей досады, хотя идея переселения была его любимым детищем. Тут он заметил, что незнакомый ему дюжий чернокожий мужчина с густой копной волос и остроконечной бородкой, сдвинув брови к переносице, что–то сосредоточенно обдумывал. Линкольн взглянул на него, и тот, протиснувшись мимо остальных, протянул свою мускулистую руку.

— Я Фредерик Дуглас, господин президент.

Ладонь его оказалась твердой, как доска.

— Конечно, я много о вас слыхал. Пора уж нам познакомиться.

— Действительно, пора. Билль о реконструкции, представленный вами Конгрессу, важностью не уступает самой Конституции. Сие первый шаг по дороге, что ведет к освобождению моего народа. В глазах негров — и Севера, и Юга — вы владеете положением, какого не достичь ни одному другому человеку. Дядюшка Линкам, кличут вас негры, возносят вас на вершину Сиона. Каждого второго мальчика нарекают Авраамом в честь вас.

— В самом деле… — начал президент и осекся, не находя слов. Пришедшие одобрительно загудели, подтверждая слова Дугласа.

— Вот почему вы должны сделать более того, — изрек Дуглас с угрюмой настоятельностью; остальные заохали, ужаснувшись. — Единожды ступив на дорогу свободы, вы должны пройти ее до конца. До самого конца, где мой народ должен получить те же права, что и ваш. Стать вольным во всем, вольным владеть землей и вольным голосовать на свободных выборах.

Слушатели примолкли, шокированные столь решительным заявлением в лицо руководителю страны. Один из них потянул Дугласа за рукав, но тот стряхнул руку.

Линкольн с бесстрастным выражением лица тянул себя за бороду.

— Вы изложили свою точку зрения весьма ясно, — в конце концов промолвил он. — Теперь предлагаю всем сесть и поглядеть, куда может завести нас столь откровенная дискуссия. Я читал некоторые из ваших речей и отметил, что вы весьма невысокого мнения о стране, в которую намереваетесь влиться.

— Покамест, но мое мнение может и перемениться.

— Искренне надеюсь. Не представляю, как человек, ненавидящий Четвертое июля, может быть истинным американцем.

Будь такое возможно, Дуглас насупился бы еще сильнее.

— Я сказал, что сей праздник для черных американцев лишен смысла. Так оно и есть. Рабство клеймит ваш республиканский дух позором. Ваш гуманизм — лишь притворство, ваше христианское милосердие — ложь.

— В рабовладельческих штатах сказанное вами соответствует истине. Но скоро рабству придет конец.

— Всей душой хочу дожить до того дня. Но боюсь, что глубоко предубежденные рабовладельцы и плантаторы так просто своих рабов не отдадут. Вот отчего мы пришли нынче повидаться с вами. Дабы оказать вам помощь. Вы должны заручиться поддержкой бывших рабов в достижении собственной свободы. Черные церкви на Юге объединены, и вам следует склонить их к сотрудничеству. Другие черные организации тоже сулят надежду.

— Непременно, — кивнул Линкольн. — Я также занимаюсь организацией комитета по надзору за ходом освобождения.

— Я искренне на это надеялся. Сколько негров войдет в комитет?

— Я как–то не думал…

— Так подумайте теперь! — Дуглас рубанул рукой воздух. — Ежели равноправия нет в комитете по введению равноправия, то вы проиграли, даже не начав. Посему прошу у вас назначить в этот комитет меня. Что скажете, сэр?

— Скажу, — медленно протянул Линкольн, — скажу, что характер у вас весьма решительный, мистер Дуглас, и весьма сильный. Кое–кто мог бы сказать, что ваше безрассудство граничит с дерзостью, но я не настолько самоуверен, чтобы заявить подобное. Не ведаю, каковы ваши карьерные амбиции, но сказал бы, что из вас получился бы хороший разъездной адвокат. — Шутка разрядила напряжение, кое–кто в группе даже улыбнулся. Дуглас слегка кивнул — скорее признавая достойного оппонента, чем в знак согласия. Не успел он рта раскрыть, как президент продолжал: — Я передам ваши слова комитету, когда он будет формироваться, и сообщу о своем согласии с вашей позицией.