Вера Камша - Млава Красная

– Моего командира дивизии, – отчеканил командир желынцев.

– Твой командир дивизии дальше собственной табакерки не видит, – рыкнул Сажнев, отбрасывая всякое почтение. – А Фёдор Сигизмундович знает, что делать надобно: давить Пламмета, покуда с силами не собрался и не упёрся как следует… Так, что уже наша очередь будет кровью умываться, как он под Заячьими Ушами. Всё понял, полковник?

– Ты на меня слюнями не брызгай, – побагровел от злости Семченков. – Твои капказские художества, Сажнев, обширно известны. И на меня тут не налетай, если эполет не хочешь лишиться, подполковник .

– Хватит! – рубанул ладонью Росский. – Полковник Семченков, от командования Желынским полком я вас отстраняю. И помещаю вас под арест – властью старшего начальника, ибо гвардия, как все помнят, двумя чинами выше армейских. Напра-во, кру-гом, под арест – шагом марш! Михайло Константинович, прошу вас, выделите полковнику достойный конвой.

– Это самоуправство! – бросил багровый, не хуже Ломинадзева на мызе, Семченков, однако по бокам у него как из-под земли выросли две пары усатых гренадер.

– Идёмте, господа. Объявим Желынскому полку имя их нового командира. – Росский широко шагнул, обернулся на ходу, взглянув на Евсеева, командира Закаменских егерей, другого полка из дивизии Тяглова-Голубицина. – А вы, Георгий Ефимович? Чьи приказы намерены выполнять?

– Ваши, господин гвардии полковник! – Евсеев, худощавый и весь седой, вытянулся во фрунт, словно безусый прапорщик. – Семь бед – один ответ.

– Вот это по-нашему, по-капказски, – одобрил Сажнев. – Алексей Петрович всегда говаривал, что приказы приказами, а без своей головы на плечах одними бумажками не прожить. Потому и пугают за Зелёной линией абреки детей его именем.

– Благодарю, полковник. – Росский пожал руку командиру закаменцев. – В случае чего отвечать за всё я буду, а вы знай на меня валите.

– Чего это ради? – негромко возразил Евсеев. – Иль не вижу я, что сейчас делать надобно? Вы, Фёдор Сигизмундович, под теми Ушами Пламмету по оным же надавали, вас и слушать стану. А его превосходительство генерал Голубицин по тылам прохлаждается да над своими полками, точно Кощей над златом, чахнет.

– Спасибо, Георгий Ефимович, – только и сказал Росский, вновь пожимая Евсееву мозолистую, совсем не полковничью ладонь.

Донесение не складывалось. Хотелось писать совершенно об иных вещах, нежели о встрече с канцлером фон Натшкопфом, прошедшей в совершенно пустом обмене любезностями. Вообще-то они неплохо ладили, посол и канцлер, во время нередких свиданий не без приятности беседуя на родном для обоих языке, – фон Натшкопфы были из тех рыцарских потомков, что предпочли тихой салачной Ливонии и занятому коренными пруссаками Берлину стремительно поднимающуюся Россию и не прогадали, хоть и оторвались от оставшихся на западном берегу Млавы корней. Последний разговор, впрочем, удовольствия не принёс никому: фон Натшкопф не предложил никакого компромисса, и фон Шуленберг, увы, предложить не мог также. Обе стороны лицемерно… простите, дипломатично и осторожно посетовали на молчание ливонского Рейнгольда и расстались.

Давно спустился густой сумрак. Позднею осенью в здешних пределах к пяти часам пополудни уже темно, а тут ещё и снег – ранний снег. Тёплый по-летнему сентябрь сменился неожиданно холодным и мокрым октябрём, а наступивший ноябрь, похоже, мнит себя январём.

Шуленберг мёрз. В его кабинете горели оба камина, в ногах стояла жаровня, полная раскалённых углей, и всё равно по плечам бегали мурашки. Посол полагал, что это нервическое. Рапорт о встрече с канцлером был готов, но перо продолжало упорно скрипеть по бумаге – не доверяя никому, граф Александер лично шифровал очередное послание в Берлин. Превышающее его компетенцию, отчаянное и, как он всё сильней подозревал, никому не нужное.

На предыдущую депешу Кайзерштрассе откликнулось ничего не значащей отпиской. Пятидесятилетний фон Шуленберг, хоть и почитаемый среди матёрых дипломатов чуть ли не юнцом, отлично понимал значение подобных ответов – восемь из десяти, что его позиция вызывает раздражение господина государственного канцлера и, десять из десяти, такоже его величества Иоганна. Посол пишет явно не то, что они желают прочесть, но что делать, если для бывшего гусарского ротмистра любые разговоры о «Единой Европе» пахнут революционной французской серой, а вот кайзеру буонапартистский прожект явно по вкусу. С поправкой на то, что центром мироздания или хотя бы германских земель должна сделаться Пруссия, то есть его величество Иоганн. Врождённая осмотрительность и здравый смысл мешают, однако, заявить об этом вслух, как и о желании подложить России свинью пожирнее, как тут принято говорить.

Конечно, думал посол, меж Бережным дворцом и вознесённым Иоганном Жуайё накопилось немало всякого. В политике, как и везде, разбитое соседом вчера яйцо служит оправданием ощипанной сегодня соседской курицы, что, в свою очередь, даст соседу повод завтра потребовать поросёнка, так что уже не понять, с каких времён надо начинать мериться обидами.

Пруссия мечтает стать королевством всех немцев, Российской Державе, имеющей свой интерес в германских княжествах ещё со времён Северной войны, эти амбиции не нравятся. Мало того, впервые об объединении Германии вслух заявил не тихий Иоганн, а революционная Зульбургская говорильня, василевс же на подобные учреждения смотрит, как серб на османа.

Соответственно, во всех последних «рейнских» конфликтах между Пруссией и держащей на сворке германскую мелкоту Австрией Россия поддерживает Австрию; кроме того, в Анассеополе просто не желают усиления Пруссии как таковой… Как и в Вене, но австриякам сильная Россия нужна ещё меньше, особенно в собственном славянском подбрюшье. Ну а Лондону чем хуже на континенте, тем лучше. Нет, воевать англичане не станут, зачем? Они просто доставили фон Пламмета с его кондоттой из Испании в Ливонию и ждут, когда русские перейдут Млаву, как они и грозились.

А Кайзерштрассе? Что, там тоже обрадуются, если пруссаки, а чёртов Герберт, как его ни называй, был и останется прусским генералом, столкнутся лбом с русским корпусом? Что они там задумали? Или, по выражению Янгалычева, «белены объелись»? Сейчас Шуленберг как никогда хорошо понимал эту пословицу и мысленно уже готовился к мерзким новостям и отставке.

Проклятие, ну почему его василеосское величество столь упорно не желает строительства в Анассеополе станции электрического телеграфа? Приходится слать сообщения в Ревель. Курьерское судно, конечно, ходит каждый день, но…