Олег Языков - Крылья Тура. Командировка [2 том полностью]

Майора пробило в пот. Я представляю… Но — надо его быстренько дожимать, времени совсем нет.

— Убедились, товарищ майор? Не надо беспокоиться — к вам нет никаких претензий. Наоборот — благодарю вас и ваших боевых друзей за помощь в сложной ситуации. Поясняю — за линией фронта наш человек, здесь близко… Дайте карту — вот здесь, в районе этих прудов. Хорошо — озер, не суть важно. Я вас попрошу. Сейчас я уйду за своим человеком, ночью мы вернемся… Нет, сопровождающих не надо. Нет, я сказал — нет, майор!

Майор! Вы что, охренели? Какой "переход к врагу"? Вы мой истребитель видели? Так я только что со стороны "врага" и прилетел, ясно? А сейчас я туда проползу на пузе, секретный истребитель я туда не поведу, это хоть ясно? Вот и хорошо… Вас же я попрошу сделать следующее…

В общем, мы с майором договорились. Правда, этот страшно подозрительный человек (и как таких только в контрразведке держат — не понимаю!) стребовал с меня письменный приказ. Пожалуйста! Мне жалко, что ли? Будет, что потом в школьный музей передать. В раздел — "Наши выпускники — герои сражения на Курской дуге", во как!

Итак — мой самолет укутают и возьмут под охрану. Ночью к точке, куда я указал, майор пригонит бронетранспортер — я что, дурак, ночью до ремроты пешкодралом переть? Да еще с Васюшкой на ручках? К нашему возвращению майор свяжется с группой "Молния" и на утро попросит пригнать У-2 с техником и бензином для моего "Яка". Василия тоже как-нибудь и куда-нибудь упихаем. Да, по завершению операции… черт, как бы ее назвать? "Дед Мазай и зайцы"? В общем — по завершению операции нас в ремроте ждет помывка в бане и ужин. Все? Все! Да — к ужину сто грамм! Теперь — все! Нет, не все! Со всех, с кем я контачил, отобрать подписки о неразглашении. Дурь, конечно, но процедура есть процедура. Корень — дура. Теперь все? Все! Держи мой планшет и документы, майор. Пошли переодеваться и вооружаться!

Это много времени не заняло. Пятнистый комбинезон разведчика я надел прямо на трусы. Форму я снял. Ничего, не замерзну — ночью будем уже дома. Стальные стерженьки сделали, как надо. На вопрос — а зачем вам они, — я молча кинул пару в дерево метров на десять. Иглы стукнули, и все вопросы разу отпали.

Я проверил противогазную сумку — кроме игл в ней оттягивал руку приятным весом десяток лимонок с уже вкрученными запалами. На самом дне сумки лежал небольшой кусок сала, завернутого в белую чистую холстинку, ржаные сухари и многообещающе плещущаяся фляжка.

— Ну, ребята, я пошел!

Майор как-то хмуро посмотрел на меня, но останавливать человека, который таскает в кармане такие автографы от Верховного Главнокомандующего, благоразумно не стал.

— Будем ждать, товарищ капитан…

— Во-во, только прошу — не надо самодеятельности. Ночью тихо выдвинитесь в точку рандеву, тихо сядете в кустики — и ждите. Я сам вас найду. Пока!

Я скользнул в зеленку. У-у-м, а запах-то, запах! Соляр, сапожная мазь и кто-то поблизости опростал кишечник…

Куда мне скакать — я знал. Все посмотрел, выглядел в бинокль. Да, бинокль я тоже оттяпал у доверчивых танкистов. Мне нужнее будет.

Поудобнее устроив сумку на боку, я проверил пистолет за пазухой (кобуру я брать не стал), еще раз поводил биноклем, и скользнул… Километра четыре будет. А тихо пока здесь. Я тоже сначала удивлялся, что на фронте могут быть вот такие, как бы поточнее сказать, дыры? Лакуны? Прорехи? Хотя — это же понятно. Невозможно на всю линию советско-германского фронта поставить солдата в метре от другого солдата. Любое общество может позволить себе отдать в армию процентов семь мужчин. Ну, при известном напряге — 10 %. Если выскочить из штанов — 12 %. Столько солдат, чтобы поставить их частоколом по линии фронта, ни немцы, ни мы просто не найдем.

Я вспомнил свой бывший Южный фронт. Там, когда мы сопровождали штурмовиков, а они уходили километров на двести и больше, нам не дойти, так вот, — там были двухсот, четырехсоткилометровые разрывы, в которых не было ни наших, ни немецких частей. Так, редко-редко, казачьи разъезды или немецкая разведка на бронетранспортерах.

Здесь я тоже углядел одно местечко. Я уже говорил — какая-то система прудов или озер. Она, сама по себе, была препятствием для танков и мотопехоты, да еще и подтопленные, мокрые полои или луга, как их назвать. В общем, немцев тут быть не должно. Да и наши тут что-то не бегают, знаете ли…

Вот туда я и сквозанул. Все, Анюта, я тута. Пограничная территория — ни тебе шерифа, ни закона, ни райисполкома. Только верный "Вальтер" за пазухой и вероятная встреча с плохими индейцами, говорящими на "хох-дойч".

Теперь пошли перебежками и перекатами, а то пулемет на полторы тыщи метров стреляет. Больно стреляет, собака.

В тени невысоких кустов я стал на колено, закрыл глаза и постарался раствориться в окружающем мире. Сразу раствориться не получилось. Что-то мешало. Я открыл глаза, увидел свежие коровьи лепешки, плюнул и перебрался подальше в кусты.

Так, я птичка, я пичужка… Весело чирикая, я поднимался к солнцу, незаметно оглядывая окрестности. Тишь, благодать, лепота полнейшая. Чу, звонко защебетал… кто его знает, кто это защебетал. А вот еще — чу! Заскрежетал коростель! Я знаю! Я знаю! Этого пернатого я помню!

А вот хренушки вам, товарищ орнитолог! Это заскрежетал проржавевший станок немецкого пулемета "MG-42", а вовсе не коростель, не надо птичку обижать.

Так — я глубоко задумался. Что-то подсказывало мне — там, где есть пулемет, там могут быть и немцы! Логично? Логично! Вот так-то! А вы говорите! Значит — мне надо идти в обход. А это местечко мы пометим — глядишь, на обратном пути и гранатку им подкинем, для бодрости духа и чтобы не спали на часах.

Я медленно, стараясь лишний раз не трясти кусты и не хрустеть сушняком, пробирался берегом озера по направлению к тому месту, где, как я предполагал, мог залечь в берлогу Василек.

Отойдя от пулеметного гнезда на достаточное расстояние, я перевел дух, еще раз осмотрел окрестности в бинокль, и скакнул к рощице, лежащей километрах в трех от меня.

А вот этого делать было нельзя. Ни под каким видом нельзя! Ибо рощица в этих местах нравилась и была необходима всем, и, в первую очередь, понравилась какой-то немецко-фашистской шайке-лейке. Башок этак на 50–60, может и больше. Кто же их считать будет? Так вот, эти юные и не очень натуралисты и туристы из "Kraft durch Freude" и оккупировали рощицу. И провоняли ее запахом потных ног, и заглушали птиц своим храпом. Я, как натура аристократическая и возвышенная, — я ведь и барон в 17-м поколении, и сын бога как-никак, пройти мимо такой наглости не смог. Почему не смог? Да потому, что скользнув в рощицу, я тут же наступил на какого-то германского туриста. Он, естественно, открыл глаза и начал открывать рот, чтобы сказать мне что-то вежливое, но укоризненное, но… Но — каюсь! Я не дал ему сказать ни слова! Я сломал ему шею ударом стопы, как жаль, как печально… Возможно, я поспешил — мы могли бы показать друг другу открытки с видами берлинского зоопарка и сочинского дендрария. Но — не судьба! Теперь отсюда надо линять.