Андрей Буровский - «Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!

Васильев велел всем ужинать с оружием под рукой. И на этот раз велел всем оставаться в кают-компании, когда будут открывать двери и носить еду. Поезд двигался по косогору еле-еле, надсадно лязгал, визжал и скрипел всеми деталями. Все сидели в напряженном ожидании, сами не зная чего; как-то сами собой смолкли разговоры, даже Бубих не нес обычной демагогии про Будду. Вот унесли последнюю посуду, и как бы облегченный вздох пронесся по кают-компании.

— Ну вот и не постреляли! — радостно возгласил Каган, встал, энергично потягиваясь.

— А тебе бы хотелось? — лениво спросил его Васильев.

Иван просто тихо ухмылялся.

Вдруг Петя увидел то, чего не могло быть вообще: в окно заглядывала какая-то широкая, нагло ухмылявшаяся рожа, да еще свисающая вниз. Мозги пытались понять: что такое?! А тело действовало почти само: поднимало винтовку. Рожа мгновенно исчезла.

— Куда стрелять собрался?!

— Там… За окном была чья-то физиономия… Самого разбойничьего вида.

— И откуда она там взялась?

— А я знаю?!

К этому времени подъем сделался более пологим, поезд тут начал разгоняться, пошел и залязгал живее. Нападение извне окончательно казалось дурным сном, все недоумевающе уставились на Петю.

…И тут поезд словно налетел на каменную стену. Петя кубарем полетел в переборку. Над ним стул словно танцевал какой-то причудливый танец, врезался в стену и развалился. Глиняная пепельница с грохотом врезалась в стену, разлетелась буквально в пыль вместе с окурками и пеплом. Запорошило все лицо, набилось в волосы.

Поезд как-то ехал еще, кое-как шкандыбал с диким визгом и воем, еле полз, останавливаясь на глазах: потому что при сорванном стоп-кране все колеса всех вагонов тут же блокирует намертво. Установилась тишина, — только что-то потрескивало под полом, где проходит тормозная система.

Поезд не совсем остановился, а из леса уже вышли какие-то люди. Одни, и много, чуть обозначили себя, замелькали между стволов, трое же пошли по лугу, деловито двигались к тамбуру последнего вагона.

Что-то в их неровной походке показывало опытных, матерых лесных жителей. Передний нес белую тряпку на палке. На шаг позади двигался громадный дядька в шинели с погонами. Крест-накрест на груди у дядьки перекрещивались ремни двух винтовок, висевших на спине дулом вниз. Третий был бритый, и двигался он не так уверенно.

Сколько шли они, эти трое? С полминуты? А ведь все уже поднялись с пола, уже заняли позиции у окон. Васильев шепотом орал, требовал следить за лесом, но как-то сам собой глаз упирался в идущих.

Троица остановилась буквально метрах в трех. Стоящий впереди помахал белым знаменем. И стоят, не особенно торопятся.

— Товарищ Васильев! — прошипел Каган. — Может, пару гранат, и в атаку?

— К чертовой матери! К чертовой матери! В атаке нас всех и положат.

Наступила нехорошая, очень тревожная тишина… та самая, «между двумя выстрелами». В этой тишине сытый басок прозвучал особенно рельефно:

— Эй! Русские есть?

Путешественники буквально оцепенели от этого дичайшего вопроса. Молчание длилось так долго, что басок повторил с нетерпением:

— Русские есть?! Или никого, кроме жидов?!

— А сам ты кто?! — провопил Каган.

— Я-то кто? Я из Апостольской Святой Православной Церкви, русский казак я… — явственно выделил заглавные буквы тот же голос. — Ежели русские есть, то не бойтесь.

— Как же тебя, детинушка, не бояться?! — почти орал Васильев. — На полной скорости поезд остановили, чуть нас тут всех не поубивали.

— Хотели бы поубивать, уже поубивали бы, — внес ясность голос. — Я вас, может, еще и спасаю. И от жидов спасаю, и от немчуры. Доходит?

— Не доходит! — орал Васильев в ответ. — Мы люди служивые! Мы задание правительства исполняем! А вы мешаете государственным делам!

— Вы от бесов с красным молотом другим бесам привет везете! Знаем мы! Идите к нам, мы вас крестить будем! — орал уже не один голос — из лесу старались сразу несколько.

— Мы государство укрепляем! — орал Васильев. — Мы выполняем задание товарища Сталина!

— Служивые? Это хорошо… Жидов нам выдайте и валите, свое задание выполняйте!

— Какие вам тут жиды! Мы приказ выполняем! Мы служивые! Сами идите и смотрите!

С четверть минуты никто ничего не орал. Наконец, от парламентеров донеслось:

— К вам придешь — голову потеряешь.

— Пошли смотрящего!

— А ты тогда дай своего!

Петя давно прислушивался к своим ощущениям и убежденно сказал Васильеву:

— Какие-то они не опасные… Не по-настоящему опасные.

Василев кивнул.

— А они не сами по себе… Кто-то их на нас напустил: то-то речей про «служивых»…

И заорал стоявшим у полотна:

— Давай своего человека!

— Отворяй…

Васильев кивнул… Петя вставил ключ, повернул… Отступая в вагон, Петя ждал — кто-то из трех полезет сейчас по ступенькам. А раздалась какая-то шумная возня… что-то сильно ударило, словно кто-то спрыгнул с крыши вагона… И лица у троих стоящих у вагона были, словно они за кем-то наблюдали. Опять возня, шорох… И тут из коридора просунулась вдруг здоровенная немытая лапа с гранатой.

— Ежели что, себя не пожалею, а рвану! — веско заявил парень, выходя из-за стенки. Вид у парня был дикий и неухоженный, лесной какой-то. И голос странный, сиплый — такой голос появляется от многих ночевок на голой земле, от никогда не леченных простуд, от забывания слов «тепло», «горячая еда» и «медицина».

— Не рванешь — потребности такой не будет, — заверил Васильев. И скомандовал: — Иван, бери гранату!

Иван тоже встал с гранатой. Деловито, чтобы видел чужой парень, он разогнул усики предохранительной чеки, взял гранату в правую руку так, что пальцы правой руки Ивана прижимали рычаг к корпусу. Так же спокойно, аккуратно Иван продел указательный палец левой руки в кольцо чеки и выдернул ее. Теперь граната могла оставаться в руке Ивана сколько угодно, пока не отпущен рычаг. Но если Иван бросит гранату или даже просто выпустит ее из руки, граната взорвется. В тесном помещении почти наверняка поубивает всех стоящих.

По знаку Васильева все положили оружие.

— Заходи! — проорал чужой парень. Тут опять застучало…

— На вагоне ехали… на крыше?! — восхитился Васильев.

— А то…

Васильев на мгновение показал большой палец Пете: вспомнил, кого видел Петя недавно…

А в вагон лезли и лезли еще какие-то рожи: семь-восемь людей самого дикого, какого-то пещерного вида. Винтовки они демонстративно держали на плече, дулом вниз, но остались увешаны оружием: пистолеты, ножи, топорики на поясе, в голенищах сапог, во внутренних карманах тужурок.

Всклокоченные бороды, стриженные «под горшок» головы, странные резкие запахи, невероятная одежда, какой и названия нет, непередаваемое никакими звуками выражение быстрых черных глаз. И голоса, как у первого, — навек посаженные голоса людей, годами живущих в лесу.