В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III

— Париж — возможно, — довольно спокойно возразила Мария, — особенно когда при этом становишься абсолютным монархом. Но при всем уважении к вашему высочеству, я не вижу особых выгод для вас в браке с императором Францем.

Като недоуменно вскинула брови.

— Да-да, не вижу, — уже более эмоционально заговорила Мария. — Вы станете третьей супругой человека в летах, у которого, к тому же, целая куча наследников от второй супруги. Ваши же дети станут теми самыми «мелкими» принцами и принцессами, к которым вы относитесь с таким презрением. И потом…

— Что еще? — надменно спросила Като, которая была заметно озадачена поданной ей абсолютно новой мыслью.

— Мне было видение…

Вот тут глаза Като загорелись от любопытства. Видения ее наперсницы почти всегда сбывались, какие бы фантастические вещи она ни говорила.

— И какое на этот раз? — с деланным безразличием спросила Великая княжна.

— Австрийский император скоро женится в третий раз, но и эта его супруга скончается молодой, а главное — бездетной.

— Все это ерунда и суеверия, — отмахнулась Като, чувствуя внутри неприятный холодок. — Хотя вы сами говорили, что я умру коронованной особой…

— Но при этом у вас будут дети, — мягко закончила Мария. — Будьте же рассудительной, ваше высочество, не ставьте все на одну карту. Европа велика…

— Посмотрим, — неопределенно ответила Като. — Если Богу будет угодно, чтобы я стала австрийской императрицей, я ею стану. Жаль, что во Франции упразднили монархию. С еще большим удовольствием я стала бы французской королевой.

— Думаю, монархию там восстановят, — тихо сказала Мария. — Так что тем более не спешите, Ваше высочество. Вы еще так молоды…

Екатерина Павловна больше всего хотела бы в эти дни побеседовать со своим братом, но Александра I тогда не было в Петербурге, он путешествовал по Европе. Куракин ехал не прямо в Вену, а на встречу с императором через Ригу и Мемель. Они встретились, и князь передал Александру письмо императрицы-матери. А ей в письме от 3 июня 1807 г. сообщил о состоявшемся разговоре:

«Из немногих слов, сказанных государем, я вижу ясно, что он не находит предполагаемое положение приличным для ее высочества своей сестры. Он думает, что личность человека, с которым ей предстоит соединиться, довольно неприятна, что человек этот никак не может ей понравиться и сделать ее счастливой; но государь добавил при этом, что оставляет семейные дела полностью на усмотрение Вашего Величества».

Александру, к тому же, хотелось знать, как будет воспринято в обществе такое предполагаемое родство, да и возможно ли оно в силу некоторых обстоятельств. Дело в том, что тогда петербургский и венский императорские дома были связаны двойным родством, правда уже прошлым.

Первой женой императора Франца была сестра Марии Федоровны — принцесса Елизавета Вюртембергская. Принцессу Елизавету привезли в Вену в 1782 г., где она шесть лет прожила невестой тогда еще эрцгерцога Франца, привыкая к новой стране, новой семье. Выйдя, наконец, замуж, она недолго жила в своем «политическом» браке, скончавшись после родов. Младенец пережил свою мать всего на несколько часов.

Было прекрасно известно, что Елизавета не была счастлива с человеком, который, по единодушному отзыву современников, был гораздо ниже супруги по своему развитию. Эрцгерцог Франц вырос малоразвитым туповатым юношей с нерешительным характером, трусоватого, легко поддававшегося влиянию женщин и монахов. Его мелочность впоследствии развилась в невероятную скупость. И внешне он никак не подходил красивой, статной супруге.

Второй родственной линией между Веной и Петербургом было недолгое пребывание старшей сестры Екатерины Павловны — Александры — замужем за братом императора Франца — эрцгерцогом Иосифом, палатином венгерским. Странно, но Австрия оказалась одинаково несчастливой для тетки и племянницы— обе они очень скоро умерли там при подозрительно сходных обстоятельствах.

Это двойное родство и странное совпадение могло смутить общество, если бы дел дошло до брака Екатерины Павловны и австрийского монарха. Понимала это и Мария Федоровна, поэтому написала письмо митрополиту Петербургскому Амвросию, стараясь узнать его мнение и заполучить разрешение на будущее:

«Преосвященный митрополит Амвросий! …Я обращаюсь к вам с сими строками и прошу вас с соответственною сим чувствованиям откровенностью сказать мне ваше мнение о предмете, близком материнскому моему сердцу… Как по приключившейся кончине императрицы австрийской легко может статься, что супруг ее возымеет мысль просить себе в супружество дочь мою Екатерину Павловну. то желательно мне быть предварительно совершенноудостоверенной, могут ли бывшие, но смертию разрушенные союзы сего государя, который имел в первом супружестве родную мою сестру, и коего брат эрцгерцог Иосиф был женат на моей дочери, препятствовать сему новому браку… Само собою разумеется, и вы, конечно, сами в том наперед уверены, что по истинной и неограниченной преданности и привязанности моей и дочери моей к православному нашему закону она навеки остается оному предана…»

Воистину, во все времена родители совершали одну и ту же ошибку, наивно полагая, что знают души и помыслы своих детей лучше, чем кто бы то ни было. Мария Федоровна понятия не имела о том, что «преданная православию» ее дочь готова в любой момент сменить веру предков на ту, которая вознесет ее как можно выше.

Не догадывался об этом и митрополит, хотя, отвечая вдовствующей императрице, посчитал возможный брак непредосудительным.

Но Александр I не разделял мнения матери о выгодности такого брака. Как писал князь Куракин из Тильзита, где находился тогда император, приехавший для переговоров с Наполеоном, «государь все-таки думает, что личность императора Франца не может понравиться и быть под пару великой княжне Екатерине. Государь описывает его как некрасивого, плешивого, тщедушного, без воли, лишенного всякой энергии духа и расслабленного телом и умом от всех тех несчастий, которые он испытал; трусливого до такой степени, что он боится ездить верхом в галоп и приказывает вести свою лошадь на поводу.

Государь лично наблюдал сию сцену во время Аустерлицкой битвы. Я не удержался при этом от смеха и воскликнул, что это вовсе не похоже на качества великой княжны: она обладает умом и духом, соответствующими ее роду, имеет силу воли; она создана не для тесного круга; робость совершенно ей несвойственна; смелость и совершенство, с которыми она ездит верхом, способны вызвать зависть даже в мужчинах!»

Но не только внешнее и духовное несоответствие его любимой сестры и австрийского императора вызывало несогласие Александра I с проектом матери, которую, судя по всему, поддерживал и князь Куракин (пока уже в Вене не убедился сам в том, о чем говорил Александр):