Владимир Корн - Артуа

А что мне нужно? Да откуда я знаю?

Домой мне нужно, чужое здесь все, до сих пор не привык, и привыкать не хочется. Иной раз проснешься утром и не спешишь глаза открывать. Лежишь и прислушиваешься, как чирикают воробьи на ветках, совсем как у нас чирикают. И сердце замирает, вдруг сейчас мимо окон проедет автомобиль или заговорят на родном языке.

Но вместо этого – Кер Артуа менйл коуст троуглишьес ксот?

И хотя отлично понимаешь, о чем идет речь, но как же хочется вместо этого услышать на своем телефоне каприз Паганини, установленный у меня на входящий вызов от Светки.

А затем поднять трубку и ответить на звонок.

Эх, где это все.

Нет всего этого, и нужно вставать, потому что все уже поднялись и за завтрак без тебя не сядут, а каждого ждут дела.

Нет, размышлял я, спускаясь к завтраку. Я должен просто вписаться в то общество, что существует сейчас. Удачно вписаться.

Пока мне везет. И люди хорошие попадаются и трудностями не очень загружен. А если и появляются какие-то проблемы, то в первую очередь я сам в этом виноват. Так что сейчас нужно просто плыть по течению, чтобы было время осмыслить все и сделать выводы. И самое главное нужно проникнуться всем тем, что меня окружает.

А вот уже потом, когда и если такое произойдет, тогда да, можно будет подумать еще и о многих других вещах.

Утром мы все вместе собирались за завтраком. Затем расходились по своим делам.

Мирта шла открывать лавку, Тиасса обычно уходила вместе с ней, но затем возвращалась, чтобы приготовить обед. Дерк уходил по своим делам в город, его ученики обычно приходили всегда после обеда. Я оставался предоставленным самому себе.

И я шел в тренировочный зал и занимался самостоятельно. Занимался до самого обеда, на который мы снова собирались все вместе. После обеда к Дерку приходили клиенты. Их никогда не было много, один, два, реже три человека. Никаких стройных рядов учеников, повторяющих за своим учителем все движения.

Дерк говорил, что если их больше, то невозможно уследить за всеми. Ну и я, так сказать, сверх плана. Но у него хватало внимания и на меня. Чуть выше локоть, до конца разгибай руку, или наоборот – в этом положении никогда нельзя до конца ее разгибать.

Затем одни ученики уходили и приходили следующие.

Было все – и бесчисленное повторение одних и тех же приемов, и учебные схватки с такими мастерами, как и сам я, и продолжающиеся часами уколы и рубящие удары несчастных чучел.

– Это очень важно – говорил Дерк – тело, когда очень устает, само начинает выбирать наиболее легкий путь. Пойми, только когда ты уже не можешь без напряжения поднять руку и начинается сама суть твоих занятий. Все остальное делается лишь с целью довести тело до такого состояния. –

Пару раз у меня даже судорогой сводило правую руку.

Вечерами, совсем не так часто как мне бы того хотелось, в мою комнату приходила Тиасса.

Как правило, она заставала меня пытающегося сделать очередной шажок все из той же крайне нелепой позы. Меня брали огромные сомнения в том, что даже если я научусь передвигаться таким образом быстро, вряд ли у меня что-нибудь прибавится в смысле скорости.

Занимайся я тем, чем сейчас занимаюсь под присмотром Дерка уже лет семь – восемь, наверняка двигался бы достаточно быстро и без всяких экзотических упражнений. Но бросать не бросал, будет толк – хорошо, не будет – не так уж много времени у меня это занимает.

А еще Тиасса учила меня грамоте.

Что характерно, грамотные люди в Империи совсем не были редкостью. Если даже по вывескам судить. Изображения дублировали надписи, а не наоборот.

Книги я уже видел, взять даже каюту Фреда, там их несколько штук имелось. И доктор, когда мою руку осматривал с незаживающей раной, в книгу какую-то при этом заглядывал и не написанную от руки на пергаменте. Мирта иной раз какие-то записи вела.

Словом, взялась меня Тиасса грамоте учить. Я даже специально в город ходил, за бумагой, чернилами, перьями, песком всяким. Книги у них в доме свои были.

Заодно и лексикон свой обогащать начал во время наших занятий. Самым первым словом «дурень» выучил, уж слишком часто она его повторяла.

Мне кажется, что Мирта знала о наших с Тиассой ночных встречах, но ни разу на эту тему не заговаривала, по крайней мере, со мной. А Дерк меньше всего обращал внимания на такие мелочи.

Иногда приходил Доминкус. На первый взгляд он не производил впечатления человека, находящегося немного не в себе. И все же, если приглядеться внимательнее, можно было разглядеть почти неуловимую печать чего-то непонятного, не присущего обычным людям. Вполне возможно это происходило потому, что мне о нем сказали то, что я пытался в нем увидеть.

Обычно он усаживался где-нибудь в сторонке и наблюдал безо всяких реплик, комментариев, и попыток влезть в чужое обучение.

Иногда правая рука у него рефлекторно дергалась, и похоже это было на то, как если бы футболист наблюдал за игрой со стороны и видел подходящий момент для удара.

С той лишь разницей, что у футболистов ноги дергаются.

Я всегда приветствовал его, хотя осадок в душе все же оставался. Как же так, при его мастерстве, бездушно наблюдать со стороны, а потом еще с улыбкой заявить, что мне следовало бы убежать. Тем более что мой порез все никак не заживал, и иногда напоминал о себе резкой дергающей болью.

Только один раз он подошел ко мне и посоветовал проворачивать немного кисть руки в том уколе, который я пытался выучить уже который день подряд. Не знаю, помог ли мне его совет или просто подошло время, но дело сдвинулось с мертвой точки.

Через две недели моих занятий с Дерком, я поинтересовался у него, как идут мои дела.

Тот с улыбкой ответил.

– Артуа, у тебя превосходно получается держать дистанцию. Так вот, держи ее всегда, и все будет отлично. И ничего больше делать не нужно. –

Затем, посерьезнев, добавил.

– Иногда у тебя какие-то вещи выходят так замечательно, что я даже диву даюсь. Но в следующий миг ты действуешь, как будто взял клинок в первый раз. Я не пойму в чем дело, такого не должно быть. Был бы отец жив…

Его лицо сразу погрустнело. Я знал, что он пытается узнать подробности исчезновения своего отца пропавшего вместе с мужем Тиассы.

– Почему ты считаешь, что он погиб? – поинтересовался я.

– Мы нашли тела обоих, и похоронили их – начал рассказывать Дерк – Об этом знают все, кроме Тиассы. Она так переживала смерть своего ребенка, что мы просто не смогли рассказать ей еще и об отце. А потом не стали ничего менять. Кстати, спасибо тебе. –

– Это еще за что? –

– В последнее время Тиасса начала улыбаться. И так давно этого не было. –

Вот тебе и раз. Я то думал, что Дерк ни о чем даже не подозревает.