Александр Калмыков - На пути Тайфуна - 2

Но хотя насчет оружия дивизионное начальство и торговалось, то прочее имущество нам выдали без разговоров и в полном объеме. Я немножко обалдел, когда узнал, сколько вещей положено иметь каждому лыжбатовцу. Мы должны были таскать с собой одновременно шинель и полушубок, валенки и сапоги, ватные штаны, свитера, кучу носков и портянок, кальсоны трикотажные и фланелевые, прочее белье. Еще набор рукавиц и меховых варежек, шапку-ушанку, теплый подшлемник и пилотку. Разумеется, еще требовался белый маскхалат. Лопатки, противогазы, и все прочее снаряжение, которое мы за время боев подрастеряли или поломали. Еще естественно, лыжи, но они у нас уже имелись в нужном количестве.

Так как наша рота имела первый номер, то с нас раздача и началась, чему я был несказанно рад. Мы и так еле успели получить все до вечера. К тому же полушубков на всех не хватило, и большая часть третей роты, которою экипировали в последнюю очередь, осталась щеголять в ватниках. Особое внимание комбат уделил рукавицам, следя, чтобы они были вязанные и теплые. Самое неприятное для солдат зимой, это отморозить пальцы, так как тогда они не смогут стрелять. Но рукавицы нам понадобятся только во время боя или для проведения каких-нибудь работ, где требуется задействовать все пальцы. Все остальное время мы будем носить меховые овчинные варежки, мохнатые и очень теплые. Когда началась раздача кальсон, которые на складе имелись разных цветов, то я попросил выбрать для нашей роты сиреневые. Кладовщик предлагал взять голубые, которые на его взгляд красивее, но воспитанный на ассоциациях 21-го века, я твердо настоял на своем.

Больше всего бойцы обрадовались сапогам. Довоенные запасы кожаных сапог уже заканчивались, и новое пополнение, прибывавшее на фронт, было в основном обуто в ботинки с обмотками. Эти "обмоточники" постоянно задерживали остальных - они всегда заканчивают обуваться последними, а во время марша обмотки норовят разматываться. Так что, хотя мы уже чаще ходим в валенках, известие о переобувании все встретили с ликованием. Конечно, отечественной обуви на складе почти не было, но зато в нашей дивизии имелись приличные запасы трофейных сапог, которые и выдали всем, кто в них нуждался.

Когда дошло до раздачи котелков, то кладовщики были поражены. Нам предложили новенькие, только что присланные с завода, однако комбат наотрез отказался их брать, тем самым вгоняя хозяйственников в ступор. Тыловики смотрели на него как на сумасшедшего, ибо кто же в своем уме будет отказываться от новенького имущества. Однако у нас все бойцы уже давно перешли на трофейную посуду, не мучаясь при этом неуместным ура-патриотизмом. Конструкция у немецких котелков тщательно продуманная, а их полувогнутая форма была очень удобной. Еще одно преимущество заключалось в крышке, выполненной в форме тарелки. Например, в нижнюю часть наливалось первое, а в верхнею накладывалось второе. В отличии от немецкого, изделие нашей промышленности было сделано просто до невозможности. Округлая форма котелка не позволяла удобно его приладить, а крышка просто-напросто отсутствовала. Помимо неудобства во время приема пищи, когда в котелок попадала пыль, грязь и опавшие листья, это было чревато демаскировкой. С незакрытой крышкой котелок гудел, как маленький колокол от каждого случайного удара.

После получения вещевого имущества, старую форму бойцы сдали на склад. Ее потом тщательно отстирают, заштопают, и отправят в какие-нибудь тыловые части, где она будет принята как подарок небес. Сдаем также и все ящики, в которых нам передали имущество и гранаты. Не оттого, что хозяйственники такие жадные, просто у них есть строгий приказ возвращать всю дефицитную спецукупорку в целости и сохранности.

Тем временем в канцелярии нашего, теперь уже отдельного, батальона кипела невиданная прежде работа. Для передачи документов личного состава были задействованы все имеющиеся в наличии писари, включая Наташу, которую я формально зачислил на такую должность. Ну в самом деле, не назначать же мне ее вторым ординарцем. За день Ландышева наслушалась от моего настоящего писаря Макарова столько нелестных эпитетов, что мне даже пришлось ее утешать, чтобы у нее не развился комплекс неполноценности.

Когда ближе к полуночи эпопея передачи имущества в основном закончилась, и я смог вернуться в расположение своей роты, меня там уже ждали. В моем штабе сидел молодцеватого вида командир со знаками различия госбезопасности и с капитанской шпалой в петлицах. Соловьев предупреждал по телефону, что прислал мне пополнение, но закруженный важными делами, я об этом совсем забыл.

Так как связист был занят важными делами, и не вскочил при моем появлении, а мы свои новенькие полушубки надеть еще не успели, то новичок не сразу сообразил, кто это ввалился в избу. Одеты и вооружены мы были примерно одинаково, а квадратиков на ватниках у нас не было. Пока я топтался у порога, с трудом припоминая, кто это ко мне явился, ротный писарь успел шмыгнуть к столу и высыпать на него из планшетки кучу бумаг.

Дезориентированный нашим поведением, лейтенант госбезопасности вскочил со скамьи, одернул гимнастерку, и четким строевым шагом подошел к Макарову. Привыкнув видеть здесь куда более высоких чинов, и не испытывая страха перед органами, особенно, после глумления над Кругликовым, писарь небрежно махнул ему рукой в мою сторону.

- Вон наш ротный. Он не пьяный, просто день у нас был тяжелый.

Еще бы не тяжелый. Только мои современники, избалованные компьютерами, могут понять, как трудно разбираться в бумагах, да еще написанных от руки, и заниматься подсчетами без калькулятора.

Изучив его удостоверение, и убедившись, что он тот самый лейтенант госбезопасности Леонов, которого мне прислали, я протянул свою руку и представился. - Александр.

- Алексей, - улыбнулся в ответ лейтенант, внимательно рассматривая меня. Видимо, он ожидал увидеть сурового разведчика с каменным лицом и квадратным подбородком, проведшего всю жизнь среди стрельбы и опасностей.

На этот раз мне предусмотрительно передали в запечатанном конверте анкету новичка, так что я сразу узнал о нем все сведения. Родом с Поволжья, жил рядом с немцами, поэтому хорошо знает немецкий язык. Службу проходил в погранвойсках. После армии поступил в институт, на факультет иностранных языков, но доучиться до конца не успел, так как началась война. В первый же день ушел добровольцем. Его направили в действующею армию переводчиком, сразу присвоив командирское звание. На фронте попал в окружение, с боем выходил из него вместе со своей дивизией. Осенью его соединение успешно оборонялось, а сам Леонов успел несколько раз отличиться. Так как языков, которых нужно было допрашивать, всегда не хватало, то переводчик лично участвовал в их добыче. Зная в совершенстве немецкий язык, и обладая боевым опытом, бывший пограничник без труда захватывал вражеских офицеров, которых обычно там же, во вражеском тылу и допрашивал. Если пленный был особо важным, то разведгруппа волочила его на нашу сторону.