Александр Афанасьев - Год колючей проволоки

— Юрьев?

— Так точно.

— Капитан Белый. Одиннадцатая мотострелковая?

— Так точно — Юрьев протянул предписание, капитан небрежно сложил его, и сунул в карман даже не посмотрев.

— Вещи твои все здесь?

— Так точно.

— За мной.

На заводской стоянке, огороженной железобетонными блоками и колючей проволокой, их ждал новенький трехосный Медведь, машина, устойчивая к взрывам и теоретически держащая «по кругу» 12,7, как на практике было — сержант не знал. Их учили на стареньких восьмидесятках, там личный состав почти всегда передвигался не под броней, а на ней, потому что с боков мог пробить даже пулемет. Здесь же можно было ездить и под броней — высокая, крепкая, совсем как американская машина с противогранатными решетками со всех сторон и башенкой от БТР-82 на крыше.

У машины стоял часовой — похвальная предосторожность, не все офицеры выставляют часового на своей территории, а между тем магнитную мину могут прилепить где угодно, только зазевайся. Часовой был совершенно колоритным типом — здоровяк, голый по пояс (удивительно при не такой уж и жаркой погоде), на голове вместо уставного головного убора черная бандана с пиратским флагом, в руках пулемет Печенег, длинная лента идет назад, за плечо и скрывается в рюкзаке — получается, это две сцепленные ленты на двести пятьдесят, пятьсот патронов, готовых к немедленному применению. На носу у здоровилы были противосолнечные очки, на теле — татуировки, не уголовные, а скорее «понтовые» типа терминатора с пистолетом. Как минимум две свастики.

— Зиг хайль! — поприветствовал своего командира здоровяк, вскинув руку в фашистском приветствии.

— Наряд вне очереди — констатировал беззлобно командир — готовишь сегодня ты.

— А жрать будете? — не обиделся здоровяк

— С голодухи и лягушки полетят. Молодое пополнение у нас. А это — Коля. Фашист.

Коля протянул Юрьеву руку

— Фашист — представился он

На руке у здоровилы были обрезанные велосипедные перчатки, как и у командира. Этакий шик… Юрьев уже начал опасаться за то, куда он попал.

— Сержант Юрьев. Можно Володя.

Здоровила оглушительно захохотал.

— Точняк новенький — констатировал он — кликуха есть? Нет? Ништяк, придумаем.

— Хорош базлать — сухо сказал командир — где Репей?

— Щас придет. Поссать отошел.

— Знаю я его — поссать. Тоже напрашивается.

Тот, кого звали Репьем — маленький, вечно улыбающийся живчик, появился со стороны ангаров, он бежал, таща на загривке здоровенный мешок, автомат с подствольником и двумя магазинами, смотанными черной «электрической» изолентой на бегу бил его по груди.

— Что за самовольные отлучки? — спросил Белый — тоже наряд захотелось.

— Прошу прощения, тащ капитан, зёму встретил.

— Намародерил?

— Так точно. Разрешите за руль? О, а это кто у нас?

— Новенький. Потом представитесь, как приедем. Давай за руль.

— Так точно, разрешите исполнять?

Мародер сноровисто закинул мешок в кузов, сам пошел за руль.

Внутри Медведь был устроен на удивление логично и грамотно, видно, что те кто его разрабатывал, не просто воплощали в жизнь свои фантазии — а консультировались с офицерами, прошедшими горячие точки. По центру бронекузова шел ряд прочных стоек-колонн, они увеличивали жесткость конструкции, способность ее противостоять взрыву и к ним с двух сторон крепились сидения. Сидения — пусть машина и была бронированная — крепились не к бортам, чтобы личный состав можно было расстреливать в спину, а к этим центральным стойкам, а на полу был слой резины в руку толщиной — чтобы при подрыве личный состав не ломал ноги. Напротив каждого сидения была не только бойница, но и что-то вроде складного кронштейна, чтобы если сунул, к примеру, автомат в бойницу — то можно было бы не держать его всю дорогу руками. Еще в кузове были какие-то два ящика, но что в них было — непонятно.

— Ствол есть? — спросил Фашист, как только они залезли в кузов и захлопнули за собой дверь

— Нет. Не выдали еще.

— Ничо. Получишь. Левака много. Погоди… вон там глянь? Щас… я сам.

Фашист добыл откуда-то старый АК-74 с деревянным прикладом — вещь для понимающих. Тогда как следует делали, по-честному. Ресурс ствола — больше современного вдвое. К автомату был рыжий магазин от РПК на сорок пять.

— С той стороны вставай, значит. Как начнут по нам палить — и ты пали, яволь?

Вот такой вот инструктаж. Юрьев, не желающий портить отношения со столь странным сослуживцем и честно говоря, опасающийся его понятливо кивнул.

— Понял.

— Зер гут. Только это… Мы тут братву по городу соберем, ты не пали куда попало. А то своего пристрелишь, потом всю жизнь расстраиваться будешь. Пока я не начну шмалять — и ты не шмаляй. Или крикну.

— Понял — вторично ответил Юрьев

Город Ташкент, начиная со времен мятежа — немало обезлюдел. По соглашению сторон его держали не русские, а сами узбеки, и это было плохо, потому что среди узбекской армии и милиции было много тайных сторонников Хизб ут-Тахрир. Города не коснулась война — сепаратисты подошли вплотную, но начать штурм и даже обстрелять как следует не успели — русские штурмовики нанесли по ним ракетно-бомбовый удар, а потом высадилась девяносто восьмая дивизия ВДВ. Но все равно было видно, что в городе идет тихая и жестокая война — блоки на улицах, разбитый асфальт, полупустая Озбекистон, некогда главная улица страны, на которой были дорогие бутики. Узбеки были на новеньких УАЗах со снятыми стеклами, все в бронежилетах и с оружием. Было видно, что им страшно. На стенах кое-где попадались следы от пуль и черные пятна гари, стекла кое-где были выбиты, и было видно, что многие квартиры пустуют. Когда то давно квадрантный метр жилплощади в новых домах Ташкента стоил за тысячу долларов, теперь и за сотню было не продать, многие продавали как могли и уезжали, чувствовали — ничего не кончилось, все только начинается. Парадоксально — но в городе обосновалась и даже росла колония русских беженцев из восточной Украины — жилье здесь было не просто дешевым — даже у кого совсем не было денег, мог найти пустующую квартиру, где погибли хозяева и поселиться в ней. Власти в России вроде как агититировали расселяться по колхозам, вставать на землю, даже строили какие-то поселки, под объективами телекамер передавали ключи от жилых домиков новоселам. Но факт оставался фактом — беженцы либо концентрировались в Ростове и окрестностях, надеясь вернуться, либо ехали сюда, потому что здесь можно было хорошо устроиться, что в армии, что в милиции, что на приисках и нефтяных качалках были рады русским людям, и даже узбекские власти понимали, что их опора — не узбеки, каждый второй из которых держит ствол в схроне и ждет прихода банд с той стороны Пянджа, чтобы «продолжить банкет». Можно было найти место с зарплатой и сорок и пятьдесят тысяч [117] С учетом инфляции, нужно делить примерно на два к ценам 2010 года и даже больше — что даже для России было неплохо, а для полумертвого «агрохозяйства» или шахтерского городка в глуши — и вовсе прекрасно.