Андрей Максимушкин - Гроза над Польшей

Шоколадка напрочь забыта. Ефрейтор подкручивает резкость, негромко ругается. Великолепная цейсовская оптика приближает едущую по дороге машину. Старый «Фольксваген», серый от пыли и грязи. Ветви и деревья мешают рассмотреть ветерана отечественного автопрома во всех подробностях, но это и не нужно.

– Аларм!!! – ревет Киршбаум и привычным движением меняет магазин штурмгевера.

В кузове грузовика сидят вооруженные люди. Машина идет в сторону поста. Ефрейтор скатывается с вышки и бежит искать Хорста Тохольте. Отделенный командир уже тут как тут. Унтер-фельдфебель с кислым видом выслушивает рапорт и отправляет часового обратно на вышку. Отделение встает в ружье. Двое бойцов бегут к импровизированному шлагбауму и перекрывают дорогу.

Подразделению хватает минуты, чтобы приготовиться к бою. Подгоняемый отборными матюками Тохольте Курт летит к палатке и включает рацию. Первой обязанностью солдата является дать в эфир тревожный сигнал, а потом уже можно будет погибать в бою. Двое пулеметчиков перекидывают «МГ-48» во фланговый окоп. Еще два солдата спускаются к дороге и занимают позиции в лесу. Остальные прячутся в окопах.

Машина приближается. Наблюдатель различает людей в кузове. Гражданские, вооружены карабинами и полицейскими автоматами. Есть раненые. Двое лежат на носилках, еще один с перевязанной рукой сидит за кабиной. Рудольф передает доклад присевшему у опоры вышки Хорсту Тохольте.

Вскоре «Фольксваген» выкатывает к перегородившей дорогу сосне. К кабине подходит Иоганн Миде, отступивший к обочине старший солдат Форст страхует напарника. О чем разговаривают люди с часовым, наблюдателю не слышно, но, видимо, Миде и Форст убедились в неопасности группы. Вместе с вышедшими из машины мужчинами они откатывают дерево в сторону, и сами запрыгивают на подножки грузовичка.

Хорст Тохольте громко вспоминает свиней собачьих и штатских недоносков, не умеющих ходить строем. Еще раз напомнив Киршбауму, чтоб не забывал глазеть по сторонам, унтер-фельдфебель спускается к подножию холма. Неизвестные ополченцы и не думают нападать на пост. Машина останавливается рядом с палатками, из кузова выносят раненых и укладывают на еловые ветки у блиндажа.

Рудольфа Киршбаума так и подмывает спуститься вниз и выяснить, что это за люди. Но покидать пост запрещено, и повода нет. Наконец унтер-фельдфебель соизволил прислать замену. Скатившись с вышки, Рудольф первым делом находит Хорста. Тот в двух словах поясняет приятелю обстановку.

На пост приехали ополченцы, выжившие после неудачного антипартизанского рейда. Гражданская инициатива, мать их так и растак через колено! По рассказам крестьян, повстанцы в последнее время регулярно тревожили их деревню. Угоняли машины и лошадей, разгромили пару окрестных фольварков, пугали жителей. Не дождавшись помощи от властей, крестьяне решили своими силами выловить партизан. Но в результате сами были разгромлены и разогнаны повстанцами.

По словам бауэров трудно было понять, как шел бой. Люди путались, постоянно скатывались на ненужные подробности. С точки зрения Хорста Тохольте, ополченцы нарвались на заставу в районе партизанского лагеря, которая и связала их боем. А затем подошли основные силы партизан и всыпали ополченцам по первое число. Немцы отступили. К чести ополченцев, отходили они более-менее организованно, раненых и убитых не бросали.

Сколько там поляков? А черт их знает. По словам ополченцев, чуть ли не сотня бандитов. Так как немцев было три десятка, и всех их не перебили, большинство выжило, то со стороны Армии Крайовой в бою участвовало не более двух отделений пехоты. Немецкие герои драпали так, что не заметили, как перелетели через мост и убежали в противоположную от своей деревни сторону.

Унтер-фельдфебель Тохольте сразу же, как только разобрался в ситуации, связался с командованием. Ротный не стал разводить канитель, отправил на помощь ополченцам взвод на броне.

– Бронемашины? – изумленно протянул Киршбаум.

– Радуйся, Руди. Сегодня утром пришла наша броня. Четыре «пумы» и дюжина шестисотых «ганомагов».

– Живем, командир. Когда нам нашу коробочку пригонят?

– Обещают сегодня, – хмыкнул Хорст.

Раннее утро начинается с крика петуха на заре и заканчивается легким завтраком. Старый добрый патриархальный быт. К тому времени, когда солнце поднимается над верхушками деревьев, все уже давно на ногах, коровы подоены, корм скотине задан, в доме прибрано, мужики в поле или по хозяйству что мастерят.

Виктор Котлов быстро привык к такому режиму. Есть в крестьянском быте что-то от корабельной службы. Все должно быть на своем месте, жесткий режим, распорядок дня, немало работ, которые нельзя перенести на завтра. Даже если болеешь, если встать с лежанки трудно, все равно поднимаешься, ибо коровы, свиньи да куры с гусями ждать не будут, они есть хотят, их выпасать надо. Не можешь, а делаешь. Совсем как в море.

На хуторе семьи Завадских жили четверо партизан, капитан Ост и пленные. Остальные бойцы расселились по окрестным хозяйствам. Различия между поляками и русскими не делали. Даже позволяли гулять по окрестностям, но за ограду выпускали только под присмотром, а вице-адмирала Котлова исключительно с сопровождением, когда остальные русские были под охраной. Самый ценный пленник, его и стерегли пуще зеницы ока.

Неделя на хуторе пролетела незаметно. Капитан Ост часто пропадал по каким-то своим делам, с Котловым он почти не общался. Марко жил в десятке километров по направлению к городу. На хуторе Завадских он и не появлялся. Жизнь идет, время неумолимо и незаметно бежит, утекает, как вода между пальцами.

Это утро ничем не отличалось от других. Поднявшиеся на заре Виктор Котлов и его товарищи помогли пану Вильку с чисткой коровника. Ринат Халиуллин и старший сын Вилька Завадского Юлиан занялись починкой трактора. Старая «Шкода» была капризной и требовала к себе внимания и постоянного ухода. На новый трактор денег у крестьянина не было, приходилось обходиться тем, что есть. Даже когда «Шкода» окончательно развалится, Завадские смогут взять на распродаже только видавший виды агрегат.

Время идет. Виктора Котлова начало беспокоить молчание Юргена Оста. Капитан ни разу больше не возвращался к вопросу – что делать с пленными? Частотой волны связи со штабом флота он тоже не интересовался. Разговоров о делах, предстоящих операциях, планах на будущее также не было.

Партизаны пользовались выпавшими им днями отдыха, наслаждались спокойной размеренной сельской жизнью. Дисциплина однако сохранялась. Ни капли спиртного, с дочерьми и двумя молодыми наймитками отношения подчеркнуто корректные, только незатейливый, ни к чему не обязывающий флирт. Куда уж без него? Жизнь это жизнь.