Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 3

Меньше всего наркотики были распространены в мусульманских регионах, особенно в Казани – молодежь там держали строго, и неподобающее поведение тут же наказывалось поркой во дворе мечети после пятничного намаза. Хулиганство, грубость старшим, употребление не то что наркотиков но и алкоголя – за все за это следовало быстрое и действенное наказание. Почти не было наркотиков в казачьих станицах – казачата постоянно были на виду, готовились к действительной и вели здоровый образ жизни, а еще несколько лет назад разъяренные казаки повесили наркоторговца, обосновавшегося со своим товаром у гимназии – полиция не успела. Хуже всего ситуация с наркопроникновением была в крупных городах – там был платежеспособный спрос и были стрессы, требующие разрядки. Но особняком стояла Варшава – ибо вольное отношение там распространялось и на наркотики. Полиция вмешивалась только тогда, когда нельзя было не вмешаться. В крупных городах распространение имел дорогой и элитарный кокаин – его везли с американского континента, потому что кусты коки росли именно там. Почему то кокаин считался менее вредным, чем героин – никакая работа государства, патриархата, духовного управления не могли разубедить в этом.

Распространение наркотиков каралось препровождением на каторжные работы на срок от пятнадцати до тридцати лет, попытка переправки наркотиков через границу часто каралась казаками и пограничниками на месте, потому что в пограничной зоне было разрешено отрывать огонь на поражение без предупреждения – но это мало кого останавливало. Путешествуя от джелалабадского базара до санкт-петербургской или варшавской дискотеки, пакетик с дозой героина поднимался в цене от пятидесяти до семидесяти раз, что окупало все риски и расходы. Купи дозу – и будет весело и прикольно, купи дозу – и враги станут тебе друзьями, купи дозу – и будешь танцевать до утра, купи дозу – и …

Но почему именно она?! Почему?!

А почему бы и нет? Предложили – согласилась. Приобщение к элите, твою мать! Пополнение к коллекции острых ощущений. Один раз живем, в этой жизни надо все попробовать. Лучше попробовать и пожалеть, чем не попробовать и потом жалеть.

Найти бы ту тварь, что торгует…

Лихо взяв с места, молодой граф помчался на восток, опасно маневрируя в транспортном потоке. Пробиваясь по улице Константина Рокоссовского*, у музея археологии он с трудом разминулся с военным грузовиком, нагло влезшим прямо в транспортный поток. Потом, с визгом шин рванув с места, он вывернул на одну из основных магистралей города – Киевский проспект, названный так потому что за городом он плавно переходил в дорогу, ведущую прямиком на Киев. Торжествующе крича всеми восемью цилиндрами, разгоряченный итальянский жеребец преодолевал километр за километром – а граф Ежи машинально держал руль и думал совсем о другом. Он думал – что ему делать дальше.

Долетев до съезда на дорогу, ведущую к их фамильному имению за рекордные семнадцать минут, граф Ежи лихо, в скольжении заправил машину в крутой, стоградусный поворот. Протестующее завизжав колесами, жеребец подчинился насилию, помчавшись дальше уже по совсем другой дороге – узкой и извилистой. Но эта дорога была знакома графу как никому другому, в молодости он учился ездить по ней и даже разбил на ней свой старенький ФИАТ. Поэтому, граф не только не снизил скорость – но еще сильнее придавил педаль.

Фамильный особняк Комаровских выглядел, как и любое имение, оставленное без постоянного ухода и попечения хозяев – непрезентабельно. В восемьдесят первом году особняк пытались взять штурмом взбунтовавшиеся – и еще не все следы того кошмара были изглажены с морщинистой поверхности стен. То тут, то там – плохо заделанный след от пули. Мрачными громадами, сторожащими покой старинного особняка стояли ели – Комаровские выращивали ели, их особый сорт, голубые ели, первые саженцы которых были пожалованы прадеду еще лично из рук Николая Второго…

Бросив машину у ворот – никуда не денется, а ждать пока откроют не хотелось, молодой граф вихрем пронесся по посыпанным песком дорожкам парка, по мраморным, ведущим к главному входу ступеням – их было ровно двадцать. Только в кабинете – святилище, где имел право находиться только старший мужчина из рода Комаровских, он немного успокоился.

Он не питал никаких иллюзий насчет своей барышни. Все что их держит вместе – с ее стороны по крайней мере – это секс и опасность. Больше ничего. В каком-то смысле для нее связь с москалем, ненавидимым всем высшим светом Варшавы – это вызов обществу. Наверное, она по своему любит его, нельзя же так без любви…

А он? Нужно ли ему все это?

У графа Ежи в Санкт-Петербурге был друг. Как ни странно – не военный, музыкант из богатой еврейской семьи, уже концертирующий. Он говорил, что в иврите, языке на котором говорят евреи, есть слова, полный аналог которым в русском языке подобрать очень сложно. Одно из таких слов –истратился. Истратился – значит растратил самого себя на мелочи, и когда перед тобой действительно что-то важное и ценное – тебя уже нет, ты пустая оболочка, красивый воздушный шарик, который выпустил весь воздух и не осталось ничего, кроме сдувшейся резиновой шкурки.

Может быть – он и впрямь – истратился?

Граф Ежи, как и многие другие офицеры гвардейских полков в Санкт-Петербурге пользовался изрядной популярностью. Русский свет никогда не отличался особо пуританскими или стыдливыми манерами, и даже приход новой, староверской императорской династии ничего не изменил. А некоторые новые … средства предохранения от нежелательных последствий близкого общения с противоположным полом – и вовсе сделали светскую жизнь веселой и интересной. Дамы высшего света вели нескромные дневники, хвастались перед подругами своими достижениями, некоторые ставили себе цель переспать со всеми молодыми офицерами того или иного полка – и нередко достигали этой цели. Граф Ежи как и его сослуживцы никогда не были против этого, наоборот – очень даже за – но сейчас он впервые пожалел об этом. Потому что сейчас – он это чувствовал – он истратился, внутри него не осталось ничего такого, что он мог бы положить на алтарь любви и сказать: это – для тебя. Все то, что он сейчас отдавал ей – точно так же он отдавал и десяткам других дам.

Но все равно – он ее любил. И просто так это оставлять – не хотел.

Вариантов действий, в сущности, было немного. Первый – выбить из нее правду, кто продает ей наркотики, а потом навестить этого пана. Или паненку, неважно. Как ни странно – граф Ежи даже не подумал обратиться в полицию: как и всякий шляхтич, он презирал полицейских и считал, что все проблемы он должен решать сам. Другой вопрос – как выбить, ведь добром она не скажет, а вожжами отхлестать – так она его сама об этом недавно просила.