Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 3

Мало того – это даже поможет их общему делу. Скандал! Дворянин и гвардейский офицер застрелил известного интеллектуала, оппозиционера и по совместительству – содомита. Все шляхетство, особенно то, что связано с русским престолом встанет на защиту, подумав, что здесь просто имела место защита чести от грязного на нее посягательства. С другой стороны – начнется истерика содомитов, содомитских обществ и организаций, особенно зарубежных – эти паны основным методом защиты почитают публичную, омерзительную истерику по любому поводу. Их тоже можно понять – как то неуютно искать себе "сердечных друзей", если знаешь, что ошибка может кончиться тремя пулями в грудь. Поднимутся все оппозиционеры – особенно если аккуратно подкинуть в общество слушок, что известного человека просто попросили под благовидным предлогом избавить государство и Престол от известного оппозиционера. Поднимется вся загранка, особенно если попросить британских друзей – да даже если и не просить. В Британии, в Североамериканских соединенных штатах полно и содомитов с их обществами, и групп по продвижению демократии…

Славный будет скандал!

Гость наклонился, не снимая перчатки прижал два пальца к тому месту на шее, где была сонная артерия, стараясь уловить, хоть слабый пульс жизни. Но пульса не было…

* В нашем мире это парк жолнерской армии.

27 июня 2002 года

Виленский военный округ, сектор "Ченстохов"

– Мабуть к куреню тебя отправить? Очунеешься* чуток…

Сотник налил в стакан дурной польской бадяжной водяры. Понюхал. Потом – вдруг размахнулся, хорошо размахнулся – и выбросил сивуху из модуля вместе со стаканом.

– Пока не разберусь – не уеду.

Подъесаул Чернов шарахнул кулаком по столу.

– Тогда я с тобой по другому загутарю! Ты что – решил с бутылкой воевать? У тебя тут от сивушной вони – мухи дохнут. Мое тебе слово – слезай со стакана! Сегодня тебе остаток дня чтобы оправиться и себя в порядок привести. Нет – я тебя в распоряжение Круга отправлю, пусть там с тобой разбираются! Мне здесь алкаши не нужны!

Ловко подхватив со стола на треть недопитую бутылку, подъесаул вышел из модуля.

Какое-то время – может минуту, может час – сотник тупо сидел, пытаясь понять, куда делась бутылка и что вообще произошло. Потом – немного прояснилось в голове, вышел из модуля, осмотрелся по сторонам. Поймал за рукав первого попавшегося казака.

– Попить есть чего?

Казак зачем то оглянулся

– Господин сотник, так господин подъесаул запретил…

– Воды мне, дурак надо! Воды!

Вода нашлась – минеральная, богемская, тут ее было много и стоила она дешево, не то что Боржоми. Немного придя в себя, сотник пошел к душу – в роли душа в расположении выступал бензобак от АМО, поднятый на стойках, с прилаженным к нему душем. Вода была теплой, нагретой солнцем – но душ был как нельзя кстати. Под теплыми водяными струями, сотник окончательно пришел в себя. Решил посмотреть на часы – и выругался последними словами. Часов на руке не было – а к часам этим он привык. Подарили за беспорочную службу, хорошие часы, пятнадцать лет на руке – сносу нет. Если он часы пробухал…

Какой сегодня день – пришлось узнавать по календарю. Сотник засел у себя в модуле, вспоминая, что происходило и заодно жадно поедая, прямо так, безо всего зачерствевшую краюху хлеба, единственное из съестного, что нашлось в модуле.

– Хорош вираж заложил…

Было не стыдно – было мерзко за себя. Последнее что он помнил – это поминки по убитому есаулу, потом – как провал. Похоже, на этих поминках он и забухал, что не случалось с ним довольно давно. Последний раз он забухал так во время пятой командировки. Это была Аравия, граница с Йеменом, горы – и в этих горах все еще были вольные, никому не подчиняющиеся бандиты. В один день, они накрыли такую банду и уничтожили ее – а потом нашли двоих русских детей поселенцев в загоне, подобном свиному. Как он потом узнал – изначально их было пятеро и эти двое – последние из тех, кто оставался тогда в живых. Тогда-то он забухал, крепко забухал – и тамошний есаул, комендант сектора, в наказание приказал ему сидеть целый день на корточках в палатке, растянутой посреди плаца. Столбик термометра в эти дни зашкаливал за пятьдесят по Цельсию – потому наказание было действенным, ему удалось просидеть семь часов. Больше за тут командировку он себе ничего такого не позволял.

Хватит, навоевался с бутылкой. Пора и честь знать. Все!

Выйдя из модуля на звук трубы – вечернее построение – сотник столкнулся с Соболем.

– Ты чего?

– Живой, атаман?

– Живой. Тебя переживу. Остальные где?

– Певец – в ночь пошел…

Снайпер замялся

– А Чебак где? – подозрительно спросил сотник

– Да беда тут такая…

– Что еще за беда? Докладывай, как положено.

– После построения доложусь. По всей форме.

– Смотри…

– Что – все пропали?

Сотник недоверчиво смотрел на снайпера

– Зараз все. Человек двадцать, больше даже.

– Радован?

– Тоже?

– А остался кто?

– Божедар вроде остался… Он как раненый, гутарят – из больницы зараз сбежал. Чебак его проведывать поехал, у него тоже горе.

– У него же…

– Так. И она пропала.

– И куда? Может – в лес надолго пошли?

– Забыл что ли, атаман? Двадцать пятое…

День Святого Витта!

– Они на ту сторону пошли!

– То-то и оно – атаман. И – с концами.

Чебак вернулся под ночь, ни Соболь ни Велехов не спали. Отпивались чаем с травами, думу думали. На горящие в ночи окна модуля и свернул Чебак.

– Отпусти, Христом-богом прошу, атаман… – с порога сказал он

– Куда собрался?

– Надо мне. Зараз надо.

Чтобы показать, как надо – Чебак провел ладонью по горлу – во!

– Далеко собрался то? – спокойно спросил снайпер

– Далече. Выручать их надо. Загинут без нас.

– Ты кого выручать собрался? Совсем очумел зараз. Мало того, что уже сотворилось – ты еще на ту сторону идти собрался.

– Жену я собрался выручать! – огрызнулся Чебак

– Жену-у-у… Вот я тебя зараз плеткой то и оженю! А розгами повенчаю!

– Сядь, расскажи что произошло – спокойно сказал Велехов

Чебак с шумом подвинул себе стул

– На ту сторону они пошли. Двадцать третьего вышли. День Видовдан – святое для них. И Драганка с ними была – а Радован вел. Двадцать два человека их было. На той стороне был бой, окружили их – сразу. Кого живым взяли – тех, говорят, в Пожаревац. А остальных – как собак в поле закопали.

– Кто тебе сказал?

– Контрабандисты гутарили… Божедар людей собирает – кто остался.

– Еще один…

– А … жена твоя – что?

– Не знаю. Но пока не удостоверюсь – жизни мне нет. Отпусти, атаман, не отпустишь – своей волей уйду.