Артем Рыбаков - Переиграть войну! В «котле» времени

— Вот и отлично… — устало проговорил Люк. Как мне показалось, ему самому очень не хотелось отпускать полицаев живыми.

— Кстати, Антон, а ты не в курсе, что это за БНС такое?

— Белорусская народная самозащита, если меня память не подводит. Полицаи обыкновенные. Хотя вроде они на польских территориях еще до войны резвились.

— Ну, ничего, мы еще с ними пообщаемся! — угрожающе произнес Саша и, обращаясь уже к Зельцу, добавил: — Это я тебе, сержант, обещаю.

…Удачно выскочив на шоссе, идущее на юг, мы без особых проблем проехали около пяти километров. Впереди показалось крупное село, которое мы опознали как Лусково. Уже за километр от села стало понятно, что оно занято противником: многочисленные машины и мотоциклы стояли у домов, сновали курьеры конные и моторизованные, группа солдат устроила постирушку в речке, протекающей у села.

Наклонившись к Люку, я спросил:

— Что, попробуем проехать в стиле «Улыбаемся и машем» или развернемся и двинем в объезд?

— Похоже, что там не меньше, чем батальон квартирует! — крикнул в ответ Люк и, притормозив, пошел на разворот.

Тремя километрами раньше мы видели проселочную дорогу, уходившую в нужном нам направлении. Я помахал рукой водителю немецкого грузовика, ехавшего в сторону Лусково, удивленно наблюдавшему за странными маневрами «гаишников». Я бы тоже удивился: вначале обгоняют тебя, несясь на скорости в полсотни километров в час по разбитой дороге, а потом, не доехав до крупного села, разворачиваются и метеором уносятся в обратную сторону. Будем надеяться, что вселенская нелюбовь водителей к «инспекторам дорожного движения», какую бы они ни носили форму, заставит немецкого водилу только покрутить пальцем у виска и не задумываться над странностями нашего поведения.

Сделав крюк в десяток километров, мы наконец приблизились к цели нашего путешествия. Судя по ориентирам, сейчас наша команда была у деревеньки со смешным названием Стаховщина: сразу после нее дорога, по которой мы ехали, сворачивала на запад и выходила на то самое большое шоссе, мост на котором мы собирались взорвать. До объекта было меньше километра, и Люк, поглядывая в бинокль, начал зарисовывать подходы и систему охраны. Мы же с Зельцем изображали бурную деятельность по ремонту нашего транспортного средства. Возня в прорезиненном мотоплаще привела к тому, что я взмок так, как будто посидел в парилке. Упарившись, я окликнул Сашу:

— Эй, геноссе, ты скоро там?

— Потерпи пару минут… — не отвлекаясь от рисования, пробурчал он.

И действительно, не прошло и пяти минут, как он спрятал блокнот в нагрудный карман и вернулся к мотоциклу.

— Ну, что высмотрел? — спросил я его.

— А то ты сам не видел? — вопросом на вопрос ответил Люк.

Я тоже рассматривал мост в бинокль, но, конечно, не так тщательно, как Сашка.

— Судя по всему, наши трюки у Боублей их не насторожили. Те же два поста, подходы по берегу колючкой не огорожены…

— Сколько войск по шоссе прет, видел?

— Много, и что?

— А то, что здесь на шару проскочить не получится, вот что!

— Подползем, а то и подплывем тихонечко, как диверсантам и положено, — оптимистично предложил я.

— Проблема в том, что у нас замедлителей нет, а рвать его без замедления — это самоубийство, а не акция.

— Ну, ребята что-нибудь придумают…

Бросив последний взгляд на запруженное колоннами шоссе, мы, быстренько посовещавшись, решили ехать параллельно ему, рассчитывая выбраться на местную дорогу, пересекавшую реку Вяча у села Мочаны.

Еще несколько километров, переправа вброд у разрушенного бомбой моста, и мы в Мочанах. Как выяснилось, на тот берег Вячи моста нет, но ходит паром, а переправа охраняется местными полицейскими. Понадеявшись на свое знание языка и внушительный внешний вид, мы подъехали к дому паромщика.

На звук мотора из домика выбрался сам Харон местного разлива — чуть сутуловатый мужик лет тридцати пяти, с помятым лицом какого-то нездорового, желтоватого цвета. Торопливо стащив с головы кепку, он прижал ее к груди и затараторил:

— Ой, господа официры, доброго вам дня. На тот берег вам? А бумага е? Папирен, я говорю…

«От те нате, пропуск нужен. Интересно, право слово». Я слез с мотоцикла и, достав из кармана зольдбух покойного ефрейтора, чей автомат висел у меня на плече, взмахнул им в воздухе, произнеся:

— Фельджандармери! Шнелле, шнелле! [52] Полевая жандармерия! Быстрее, быстрее! ( нем. )

Видимо, этот хмырь уже знал, чем занимаются жандармы, поэтому он не стал задавать лишних вопросов и пошел поднимать слегу, служившую шлагбаумом при въезде на паром. Походка у него была странная, какая-то развинченная, что в сочетании с его обликом сильно пьющего механизатора давало специфический визуальный эффект. Почему-то мне на ум пришел старый анекдот про «да какой же ты гей?», но момент был совершенно не подходящий для воспоминаний, поэтому я махнул Люку рукой, предлагая ему загонять мотоцикл на паром.

Река, а это была Вяча, в этом месте разливалась и была шириной метров двадцать пять — тридцать, с сильно заболоченными берегами, поэтому здесь и поставили паром, вытаскивать телеги и машины из топкой грязи местным жителям, как видно, было не с руки.

Паромщик начал вращать рукоять лебедки, изредка бросая в нашу сторону хмурые взгляды. «Как я тебя понимаю, мужик, таскать паром с похмела — не лучшее времяпрепровождение…» — Я закурил и, подойдя к хлипкому ограждению, бездумно уставился на бегущую за бортом воду. До моего слуха донеслось бормотание паромщика:

«…падла ментовская. Раньше жизни не было, и тут снова… Штоб вам всем пусто было!»

Продолжая курить, я со скучающим видом «мазанул» взглядом по паромщику. Вот это да! Такой ненависти во взгляде я давненько не видел. Похмельный хмырь только что дырку в нашем сержанте не прожег! «Он его узнал! — пронеслось у меня в голове. — Ну да, походка его странная… Он что же, из этих? Вот это да! Что делать теперь будем?» — как в калейдоскопе сменяла одна мысль другую. Швырнув окурок за борт, я с ленцой подошел к Люку и лениво, через губу произнес по-английски:

— Man, this fagot knows our cop! We're in a big trouble! [53] Приятель, этот гомик знает нашего мента! У нас проблемы! ( англ. )

И шепотом добавил для Дымова, уже по-русски:

— Леха, сиди спокойно… Этот хмырь тебя срисовал! Посмотри аккуратненько, без паники, может, и ты его узнаешь?

До противоположного берега оставалось метров пять, когда к существующей проблеме добавилась еще одна — на дороге, сбегавшей к реке, показался такой же, как у нас, «БМВ» с коляской. И у троих восседавших на нем немцев тоже были горжетки полевой жандармерии!

«…» — на протяжении секунд пяти в моей голове не возникло ни одной цензурной мысли. Я хлопнул Люка по плечу и сказал, нет, прошипел: