Андрей Ерпылев - Запределье. Осколок империи

А тут Коренных со своими прожектами.

— Понимаете, Алексей Кондратьевич, — грустно покачал головой Еланцев. — Я никак не могу согласиться на планируемую вами вылазку. Хорошо, если все удастся так, как вы задумали. А если нет? Если красные окажутся сильнее? Ведь стоит кому-нибудь из вашего воинства попасть в плен, и тайна нашего убежища будет раскрыта. «Дефиле», конечно, надежная преграда, но штурма с применением артиллерии мы просто не выдержим. Отступать в глубь этого мира? Начинать все с нуля на новом месте, да еще с постоянной угрозой со стороны непрошеных соседей? Увольте.

— Я ручаюсь за своих казаков! — горячился старшина, вынимая из кармана какие-то карты, схемы, выкладки. — Вот посмотрите тут…

Спор затягивался за полночь и снова заканчивался ничем…

Председатель Кирсановского сельсовета Василий Лагутников предавался послеобеденной сиесте.

Только что он сытно перекусил чем бог послал и переслал с супругой Алевтиной Никандровной, баловавшей мужа, сгоравшего на такой непростой должности, особенно сейчас, после статьи товарища Сталина «Головокружение от успехов» и последовавших за ней «оргвыводов». Хотя беспокоиться ей было особенно не о чем: большевик с восьмилетним стажем, товарищ Лагутников ни на йоту не отклонялся от линии партии, как в вопросе ликвидации кулацкого элемента, так и во всех остальных. Например, сейчас готовилась к отправке в Оренбуржье и на Северный Урал (куда ж еще было высылать врагов из Сибири?) партия свежераскулаченных семей из самой Кирсановки, а также Лесовой, Марьина, Нефедовки и других деревень Кирсановского уезда…

Лагутников в сердцах сплюнул на пол. Никак он не мог привыкнуть к каким-то непонятным районам, не так давно сменившим знакомые с детства уезды. «Райком» вместо «укома» просто резал слух, а рука порой сама собой выводила привычное слово, и приходилось старательно, как школьнику, подчищать непросохшие чернила ножичком. А ведь есть такие бумаги, где не подчистишь…

Наверное, председатель чуть-чуть задремал, потому что пропустил тот момент, когда в кабинете появился бледный в синеву счетовод Топорков, задыхающийся, словно только что пробежал все немалое село от околицы до околицы.

— Чего тебе, Михеич? — недовольно спросил Василий Ларионович, водружая на нос очки в металлической оправе и раскрывая наугад пухлую конторскую книгу, лежащую на столе специально для подобных случаев. Негоже подчиненному видеть начальство сладко дремлющим на боевом посту — пойдут ненужные пересуды, дойдет до губернии… тьфу! до области… — Пожар, что ли?

И без того заикающийся от рождения счетовод, похоже, вообще потерял дар речи: пыжился, кривился, пучил глаза, словом старался вытолкнуть изо рта что-то очень важное, но никак у него это не получалось. Кабинет председателя оглашался лишь нечленораздельными звуками, живо напоминающими недавнему крестьянину скотный двор — мычаньем, блеяньем и чуть ли не кудахтаньем.

— Ты б, Михеич, водички хоть выпил, что ли, — снизошел до бедняги Лагутников. — Вон, графин на несгораемом шкафу. Не разбей только — казенная вещь!

Заика не заставил себя ждать: схватил посудину и разом опростал чуть ли не на треть, не обращая внимания на то, что воду в мутном графине меняли последний раз чуть ли не до Майских праздников и пахла она уже далеко не розами. Лягушками и болотом воняла желто-зеленая жижа, но это страдальца не остановило.

— Бе… Бе-е-е-лые! — проблеял он, обретя наконец дар речи. — Б-белые в селе!

«Что он — спятил, что ли? — подумал председатель. — Какие еще белые? Тридцатый год на дворе!..»

— Ты, Михеич, часом не пьян? — участливо спросил он вслух отродясь не пившего ничего крепче кваса сельского интеллигента. — Голову не напекло?

— Н-не… — замотал заика головой. — Н-настоящие б-белые! К-казаки!

— Ты мне эти шуточки брось! — начал сердиться Василий Ларионович. — Бабе своей сказки рассказывать будешь…

Тут где-то рядом грохнул винтовочный выстрел, еще один, далеко на околице треснула пулеметная очередь, и Лагутников осекся на полуслове.

«Какие еще белые? — проносились в мозгу мысли. — Откуда? Из-за кордона? Так ведь сотни верст до ближайшей границы! Срочно звонить в губер… в область!..»

Председатель схватился за трубку телефона, но тут же отдернул ее, будто обжегшись.

«А ну как ерунда все это? Перепились мужики и затеяли стрельбу из берданок каких-нибудь, а тихоне этому малахольному с перепуга бог весть что привиделось? По головке ведь за ложную тревогу не погладят… Пулемет… Мало ли такого добра по лесам да огородам с Гражданской закопано? Нет. Надо самому посмотреть…»

— Пошли, Михеич!

Председатель на всякий случай вынул из стола наган (кулаки, вишь, пошаливают — тяжело в деревне без нагана) и сунул его за ремень. А потом схватил за плечо упирающегося счетовода, снова потерявшего дар речи, и вытолкал его за дверь.

На дворе мирно светило солнышко, пели птички, и всё, рассказанное Михеичем, вмиг показалось такой ерундой, что Василий Ларионович озлился на самого себя за легковерие.

— Что ты тут, понимаешь, развел? — уткнул он руки в боки посреди улицы. — Пугаешь честной народ…

Но счетовод его не слушал, а тянул руку куда-то за спину, кудахча вообще невразумительно, словно перепуганная наседка.

— Что ты мне пальцем тычешь? — нахмурился председатель, обернулся и успел увидеть лишь длинный серебристый просверк, расколовший пополам синее небо…

Молодой казак, мимоходом полоснув шашкой вооруженного человека, даже не остановился посмотреть, что с ним будет дальше, и умчался по улице вперед, туда, где гремели выстрелы, а Михеич бессильно опустился на колени рядом с ничком лежащим в пыли окровавленным председателем и горько заплакал…

«И чего я так долго колебался, — думал Алексей, склонившись над трофейной картой. — Надо было еще года два назад…»

Успех вылазки превзошел все самые смелые ожидания.

Казачий отряд в три сотни сабель прошел Кирсановку, не встретив никакого сопротивления, и обрушился на летние лагеря Кедровогорского гарнизона, застигнув врасплох никак не ожидавших внезапного удара солдат. Красноармейцы были настолько ошеломлены, что отказывались верить своим глазам. Почти через десять лет после завершения Гражданской войны, вдали от любых границ, из ниоткуда образовались сотни отлично подготовленных, экипированных и вооруженных кавалеристов. Потеряв не более десятка конников, «армия» Коренных захватила тысячи винтовок, два десятка пулеметов, батарею «трехдюймовок» и три броневика, сумев вооружить стекавшихся со всех сторон добровольцев из крестьян и раскулаченных, горящих желанием отомстить советской власти. Слух о взявшихся ниоткуда мстителях на крыльях летел впереди отряда Коренных, превращая три сотни казаков во многие тысячи и заставляя натерпевшихся от советской власти крестьян бросать дела и семьи ради святой мести «краснопузым».