Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

- Слушай, а почему Корнея еще Корзнем кличут? - Не в тему перебил обозника Афоня.

- Ты только при нем не помяни, не любит он.

- Да знаю я, любопытно просто.

- Тут три разные истории рассказывают, какая из них вернее, не знаю.

Чувствовалось по голосу, что Илья сел на любимого конька, можно было быть уверенным, что озвучены будут все три версии.

- Первая история совсем простая. Вроде бы, добыл Корней в бою с ляхами дорогое корзно - плащ княжеский - и долго в нем ходил и величался. Отсюда и прозвище.

Вторая история смешная. Будто бы еще пацаненком совсем малым залез Корней из шалости в корзину с бельем, а бабы ту корзину на речку полоскать понесли. Он сидел, сидел, а потом как заорет дурным голосом. Бабы напугались, да корзину в речку и уронили. Вот он в корзине плывет и орет, уже не каверзы ради, а от страха. Ну и стали корзинкой дразнить, а потом как-то в Корзня превратилось.

А третья история, опять, про ляхов. Сошлись как-то две рати - наша и ляшская, и так вышло, что ни у нас, ни у них интереса к битве нет, а разойтись миром зазорно, вроде, как испугались. Стоят, стоят, а делать-то что-то надо. Стали с той и с другой стороны молодцы выезжать и соперников вызывать на поединок. Сначала все поровну получалось: то наш одолеет, то их. А потом вышло так, что оба поединщика убитыми оказались: столкнулись, и оба на смерть.

И стали после этого ляхи одолевать. Вернее, один лях. Одного нашего из седла вышиб, второго, потом еще одного мечом зарубил. После этого наши засмущались, а лях ездит между ратями и насмехается. И тогда выехал против него Корней. Молодой был, неженатый еще. Съехались они, ударили копьями в щиты и… ничего. Оба в седлах удержались. Съехались еще раз - то же самое. На третий раз у Корнея копье сломалось, но кто-то из наших ему свое кинуть успел, пока лях коня разворачивал.

И тут: то ли лях устал, то ли по ударам почувствовал, что Корней сильнее, не знаю. Но на четвертый раз ударил он нечестно: не во всадника, а в коня. А Корней не растерялся, ухватил ляха за корзно и вместе с ним на землю свалился. Потом накинул ляху его же корзно на голову и, пока тот выпутывался, как даст ему сапогом по морде! Лях и повалился. Корней его на спину коня закинул и к своим уволок. Большой выкуп потом за того ляха получил и прозвище - Корзень.

- А чем дело-то кончилось? - нетерпеливо спросил Афоня, после того, как Илья умолк.

- Так тем и кончилось - победил Корней.

- Да нет, я про рати! Сеча-то была?

- Не-а, дождь пошел.

- Дождь?

- Ага. Такой ливень хлынул, такие хляби разверзлись, какая там сеча! Восвояси повернули. Вот, какая история тебе больше понравилась, про такую и думай.

"А чего тут думать-то! Если дед не любит, когда его так называют, значит, дело в корзинке с бельем. Остальные-то версии престижные. Только вряд ли… Славомир слово "Корзень" так произносил, как будто тайное имя деда озвучивал - ущерб ему наносил. Если учесть еще, что дед втихую Перуну поклоняется, то все три истории попахивают дезинформацией. Так в 44 году американцы немецкой разведке мозги пудрили: разболтали сразу про несколько дат высадки десанта в Нормандии, а какая из них настоящая - пойди, угадай. Так и тут: выбирай, во что верить, а правда это или нет - хрен поймешь".

- А кровь? - Снова задал вопрос Афоня.

- Чего, кровь?

- Ты про кровь лисовиновскую начал, мол, необычная она. Во-первых, двойни в каждом колене, а во-вторых, чего?

- А-а, ты про это. Так не перебивал бы, я б и рассказал, а то сбил с мысли…

- Да ладно тебе, Илюха!

- Я тебе не Илюха! - Обозник забыл, что старался говорить вполголоса, чтобы не разбудить Мишку. - Хоть и обозник, а лет на двадцать тебя постарше буду!

- Ну, прости Илья, не со зла же…

- Прости, прости… если не ратник, так уже и за человека не держите, витязи хреновы. А чуть, что: "Ой, Илья, вынь стрелу из жопы, ой довези, верхом не могу. Илья, добычу не дотащить, помоги, поделюсь".

- Илья, ты чего? Я же… - Афоня явно растерялся от такого напора.

- Ты же! Мы же! Вы же! Все вокруг вас крутится, вся жизнь Ратного на воинов завязана, без вас - смерть. А вас все меньше и меньше. Я еще времена помню, когда Ратное и полторы сотни воинов выставляло, и новиков в запасе десятка по три было. А сейчас? Сам сказал, что если бы не пес, половину перебили бы. Сейчас корчился бы у меня в санях кто-нибудь со стрелой в кишках, да добить просил бы… не знаешь, ты, как это: домой убитых, да калек привозить.

Собеседники надолго умолкли.

"Смотри- ка ты! Оказывается не только мы с дедом критичность ситуации понимаем! Обозник, обозник, а… Впрочем, телесная слабость вовсе не подразумевает умственной неполноценности. А Илью, чувствуется, жизнь многому научила".

После длительной паузы Афанасий, каким-то робким голосом спросил:

- Илья, а ты… добивал?

- Меня Бог миловал, но… добивали. Каждый обозный старшина знает, как мучения прекратить, быстро и так, что сам раненый не поймет. Ну и простые обозники, кто постарше, тоже… умеют.

- Так Корней нас на погибель вел?

- Нет! - Уверенно ответил Илья. - Случайность это. Просто лесовики нас раньше заметили, чем мы их, но он вот, со своим псом, вам время на изготовку дал. Я потому и горячусь, что на войне таких случайностей не избежать, а ратников у нас осталось меньше семи десятков.

- А из них, только сорок человек по своей воле в бой идти, готовы, а остальные… - Афоня, сам того не зная, озвучил озабоченность, высказанную дедом при выезде из Турова.

- Готовы, не готовы. - Проворчал Илья. - Из этих сорока, у скольких серебряное кольцо есть? Раньше без него и ратником-то зваться не позволяли, и, до сих пор, долю в последнюю очередь, что похуже выделяют. Был, рассказывали, один такой, что сыновьям до серебряного кольца жениться не позволял, мол, не созрели еще. Один сын так и не успел.

- Убили?

- Хуже. Глаза вышибли. Кто ж за слепого замуж пойдет?

- И как же он?

- Сапожником стал, да таким сапожником! Сапоги тачал - загляденье. А батька его, поле этой истории, в другую крайность ударился: всех под венец погнал. С тех пор, говорят, и обычай завелся: у кого сына нет, на опасное дело стараются не посылать, чтобы род не пресекся.

- Что бы, значит, кровь продолжалась?

- Хитер ты, Афоня, нашел, как разговор опять на лисовинову кровь свернуть!

- Так интересно же, дядька Илья.

- Уже и дядька. Все вы, пока целые, поверх обоза глядите, а как шкуру продырявят… ладно, об этом я уже толковал. Так вот, история эта на сказку похожа, но все взаправду было, и многие из тех людей еще живы, порасспросить можно. Ты жену Корнея помнишь?

- Помню. Аграфеной звали.

- Аграфеной Ярославной, потому, как была она дочерью князя Ярослава Святополчича.

- Да ну!

- Ага, не от законной жены, правда, но любил ее князь, чуть не больше других детей. Устроил так, что она боярской дочерью считалась.