Алексей Зубков - Хорошая война

Герр Бертран был очень опечален в первую очередь, тем, что непонятно где шляются его гвардейцы, во вторую очередь тем, что непонятно, кто победил в семействе де Круа. Слуги, посланные навести справки, вернулись с сообщением, что и Шарль-Луи и Максимилиан с супругой отсутствуют в лагере со вчерашнего дня. Витторио разозлился из-за отсутствия ответчиков еще больше и предложил потребовать компенсации с их родственников. Пригласили герольда.

Герольд сообщил, что из присутствующих в сколько-нибудь значимом родстве с хотя бы одной ветвью семейства де Круа состоят, с одной стороны, французские де Креси, с другой стороны, южногерманские фон Нидерклаузиц. Слуги были посланы второй раз и принесли известие, что единственный представитель де Креси со вчерашнего утра в лагере отсутствует, а глава семьи фон Нидерклаузиц, наоборот, присутствует и находится в здравом уме и трезвой памяти.

Под трубы и барабаны, провозглашающие начало турнира, сеньор Витторио и герр Бертран нанесли визит герру Фридриху и застали того уже на коне. В течение непродолжительной поездки до ристалища и трибун Фридрих успел выслушать жалобы, подумать и дать ответ. Первая часть ответа гласила, что он ссоры ни с кем не ищет и принципиальных возражений возместить ущерб не имеет. Здесь господа Витторио и Бертран удовлетворенно переглянулись. Но вторая часть ответа поведала им, что необходимым условием являются юридически значимое свидетельство смерти дорогого брата Максимилиана и его жены и документ, безоговорочно подтверждающий права наследования герром Фридрихом имущества и обязательств семьи де Круа. Поскольку не бывает таких дураков, чтобы наследовать только обязательства, а имущество не наследовать.

— С другой стороны, если победителя нет в лагере, может быть, он не такой уж и победитель, — предположил герр Бертран, — может быть, он ранен и лежит у врача в городе?

— Может быть, — согласился сеньор Витторио, — а если это Максимилиан де Круа, то его жена должна бы день и ночь сидеть у его постели, как и подобает жене раненого рыцаря.

— Тогда Вам надо обратиться к начальнику городской стражи. Кто же еще сможет быстро найти человека в городе?

— Алессандро и его стража ничего не делают бесплатно, даже для родственников, — поморщился Сантальберти, — лучше я потребую правосудия у Джанфранко, чтобы он приказал страже бесплатно перерыть город.

— Дело Ваше. Только не меня не ссылайтесь.

На том и порешили.

Патер прошлым вечером без труда добрался до кладбища. Швейцарцев во главе с Францем он отправил обратно в лагерь, оставив себе трех помощников, кое-как говоривших по-итальянски. Через западные ворота он проехал задолго до того, как до предместья добрались Бык и Максимилиан, отправившиеся «короткой дорогой». Готовых могил на кладбище не хватило, а новые гробы подвезли только к концу рабочего дня. Ожидаемо, к естественной убыли городского населения добавилась неестественная убыль населения турнирного лагеря. Рыцарей, правда, померло только двое — один с перепоя, другой от сердечного приступа, вызванного острыми эмоциями. Зато всякие оруженосцы, солдаты и слуги, а также посторонний народ, желающий подработать законными и не очень законными способами, исправно поставляли клиентов на кладбище.

Похоронить павших получилось уже на закате. Патер пораньше отправил помощников в лагерь, чтобы они успели пройти через город до закрытия ворот, а сам, закончив свои дела, заночевал в домике смотрителя. Ночью Патера разбудил один из могильщиков.

— Преподобный, Вы вчера хоронили швейцарцев. У нас тут еще один, которого привезли люди, не знающие, как его зовут. Посмотрите, вдруг он Вам знаком.

Телега, на которой вчера привезли швейцарцев, у Патера была пока еще под рукой, так что он погрузил тело Быка и повез его в монастырь. Там его встречали опечаленный Горгонзола и горестно рыдающее население «немецкой комнаты». Так уж получилось, что после быстрой подготовки реквизита к спектаклю Бык привлек паломников к своему кулинарному перфомансу, потом они под его руководством героически потушили пожар, и вчера повар истолковал приказ епископа таким образом, что если отмывать собор должны монахи, то на долю паломников остается приготовление ужина. До этого та же компания исправно посещала занятия по самообороне. В общем, скромного повара паломники очень уважали.

Горгонзола рассказал, что совсем недавно в собор заходил мессир де Круа. Герр Максимилиан рассказал, что на братство святого Марка напали какие-то разбойники числом более полусотни, что Бык был убит в неравном бою, порубив немало врагов, и что следует позаботиться о его теле и о душе. К просьбе прилагался золотой флорин.

— Сегодня, — сказал Патер, — Сейчас. Немедленно.

Подготовка пошла в том темпе, как уже привыкла работать команда. В бюджет похорон вошел и флорин от Макса, и личные средства Патера, и скромная сумма, которые собрали паломники, и все совершенно не скромное содержимое спрятанного в надежном месте кошелька покойного, который был очень небедным человеком. С такими деньгами и с десятком помощников похороны были подготовлены моментально.

К турниру подготовился весь город, считая гробовщиков. Дубовый гроб, достойный рыцаря, обтянутый дорогой материей и щедро обитый металлом, притащили бегом, сменяясь по пути, двенадцать человек, чем изрядно перепугали полгорода. Представьте себе, идете Вы по обычной средневековой улице, полной народа, а навстречу Вам несется толпа с гробом на плечах, и впереди двое стражников бегут, размахивают алебардами и кричат «с дороги, с дороги!».

Хотя паломников, да и рядовых монахов обычно отпевали в монастырской церкви, Горгонзола своевольно предоставил для отпевания простолюдина собор. Кое-кто хотел пожаловаться епископу, но епископ к тому времени уже отбыл на турнир. Певчие были в неполном составе, зато грамотное управление хором и замечательная акустика компенсировали недостаток голосов.

Голова Быка покоилась на шелковых подушках с золотыми и серебряными кистями, а тело было облачено в белую ризу картезианца. Уважение к монашеской одежде было так высоко, что по одной из легенд считалось, что человек, поцеловавший полу ризы странствующего монаха, обретал отпущение грехов на пять лет, чего можно было бы добиться, только неукоснительно соблюдая сорокадневные посты в течение этого срока. Какова бы ни была вся предшествующая жизнь умирающего, в монашеском облачении, он мог с большей вероятностью надеяться на помилование Богом.

Камерарий, ведавший выдачей монашеской одежды, уперся, как баран, и потребовал разрешение от епископа для того, чтобы какого-то грешного паломника хоронили как праведного человека. Очевидцы рассказывали, что Патер положил ему руки на плечи и вежливо попросил выдать что положено, сопроводив просьбу какой-то цитатой из Ветхого завета. После этого камерарий весь скривился и чуть ли не бегом смотался в кладовую и обратно за облачением, в котором не стыдно бы было похоронить и епископа. Почему-то он потом озабоченно потирал ямки под ключицами и морщился…