Шумилин Ильич - Ванька-ротный

– Из-за вас, двух разгильдяев, потом погибнут другие, которые станцию будут брать! Осмотрев еще раз дом внутри и снаружи, я пошел к Черняеву, который находился у сараев. Двойные двери сараев были закрыты. Снаружи под каждую из дверей были подперты наклонные брёвна. Откинув брёвна в сторону и отворив двухстворчатые двери, мы все внезапно отпрянули и попятились назад. Из темноты сарая на нас смотрел орудийный ствол немецкого танка. Было такое впечатление, что вот он сейчас заворчит [мотором], поведет стволом, лязгнет гусеницам и тронется на нас. У нас даже спёрло дыхание от неожиданности. Но вот минута нашего замешательства прошла. Из танковой пушки в нас не стреляли, из пулемёта тоже не полоснули, мы были по-прежнему живы, целы и стояли в оцепенении. Через минуту мы начали уже

– 34 – соображать. Что мы могли сделать против танков, если у нас в руках %%% винтовки? Мы воевали без всяких правил. У них солдаты и танки, сотни орудийных стволов. А у нас [стрелковые роты] солдаты стрелки с винтовкой и обоймой всего в пять патрон. Но вот наконец солдаты зашевелились и осмелели. На черной стальной обшивке четко вырисовывались черные с белым немецкие кресты. Танк был мертв и холоден как лёд. Немцы повидимому загнали их в сараи, законсервировали на зиму и оставили до весны. Полагая весной пустить их в дело. По внешнему виду танки были совершенно новыми. Краска [на боках] нигде [не слезла, на поверхности ни одной царапины] не поцарапана и не задета. Гусеницы и ходовые колеса блестели, они были новые и совсем не сработаны. [Видно, что в Калинин их привезли железной дорогой на платформах тягачами.] Бензина у них не хватило? Или масло в моторах застыло? Так решили мы. Настоящая война для нас только начинается, хотя в действующей армии мы числились уже четыре месяца. Для нас всё было ново, незнакомо и необычно. Немцы, которых мы теперь брали в плен, по-прежнему были для нас неразрешимой загадкой. Они нас гнали по полсотни километров в [сутки] день, теперь зимой они боязливо бежали как зайцы, бросали деревни и без сопротивления сдавались нам в плен. Как их понять? Где тут зарыта собака? Нас посылают вперёд. На солдата не больше десятка патрон. [Мы гоним немцев.] Вот вам стратегия и тактика! И главное что? Мы ротой берём деревню за деревней, а [генерал наш Березин] Карамушко и комбат наверное считают, что это заслуга исключительно их. Конечно! Сейчас удача и случай на нашей стороне. Но не будем обманывать себя. Нас ожидает расстрел в упор в самое ближайшее время. Потому, что никто не знает, где нас встретят немцы мощным и беспощадным огнем. Я вспомнил слова комбата на счёт нашей стрелковой роты. Командиру полка в дивизии сказали:

– Гони их вперёд! У них мало потерь! Возможно, что мы здесь ничего героического не сделали. Подумаешь, взяли несколько пленных и два танка в качестве трофеев! На всём пути мы шли без особых потерь, смотрели смерти в глаза, а это в счет не идет, когда [мало убитых] солдат не убивает. И здесь, когда в открыли в сарае дверь, от страха и от ужаса мурашки у нас побежали по спине. Вот если бы танки стреляли в нас, и мы их забрали, вот это было бы геройство. А это даже подвигом [не считается!] не назовёшь [слово не подберёшь, чтобы нас похвалить]. Совхоз нами взят. Теперь он в наших руках. Но все мы страшно устали, солдатам нужен отдых.

– Ты Сенин сегодня отличился!

– Разрешаю тебе завести своих солдат в дом! Пусть заделают окна и отдохнут до утра!

– А ты Черняев займёшь со своими оборону! Ты со своими при подходе к совхозу пятился где-то сзади! Танки тебе достались без боя. До утра будешь нести дежурство! Справедливо или нет?

– Согласен!

– 35 -

– Если застану кого из твоих [солдат] спящими [на постах], продлю боевое дежурство в снегу ещё на сутки!

– Справите службу по честному, пущу в дом, разрешу полежать на полу! [часа через два пойдёте спать!] [В тепле разрешу отдохнуть!] Перед рассветом 6-го декабря в роту прибежал связной, посланный из батальона.

– Мне нужно докладать! – сказал ему комбат.

– А из роты нет никаких донесений.

– Сбегай посмотри! Взяли они совхоз Морозово?

[- При тебе в роту телофонисты дотянут связь. Доложишь мне лично обо всём по возвращении!] Солдат прибежал в роту и слово в слово передал мне задание комбата.

– Хорош гусь! Сначала он орал и грозился, потом сбавил тон [и приказал от имени командира полка], теперь послал солдата в роту с проверкой! – подумал я и ничего не сказал [солдату].

– Беги доложи! [У нас есть пленные! Два танка в сараях стоят.]

– Пусть присылает людей и конвоирует пленных!

– А это какая деревня?

– Это не деревня, а совхоз Морозово! Солдат убежал, а я подумал:

– Мы берём одну деревню за другой, вторые сутки без сна, но на ногах, без горячей пищи, мёрзнем на холоде, а он сидит в натопленной избе [да ещё понукает] и не догадается послать в роту кормёжку. А кто он собственно есть? Что он [может] делает? Рота берёт деревни! А он [спешит только с докладом] докладает! "Разрешите доложить? Я взял совхоз Морозово!" Разница небольшая, кто собственно взял. [Важно, что он отбит у немцев.] Карамушко тоже доложит, что он в ночь на шестое взял совхоз Морозово. Но непонятно одно. Как он мог, сидя за печкой, перерезать Московское шоссе, захватить Губино и ворваться в совхоз Морозово? В батальоне две роты. Четвертая и пятая. По боевой расстановке, пятая сейчас идет впереди. Четвертая следует во втором эшелоне. Нам повезло! Мы с ходу взяли Горохово, Губино и совхоз Морозово. Мы вклинились в немецкую оборону и находимся у железной дороги. А наши соседи справа и слева отброшены за Волгу. 920 стрелковый полк, наступавший на Эммаус, разбит и отброшен назад. 250-ая дивизия понесла потери под Городнёй и откатилась обратно за Волгу. Справа от нас полки из-за Волги ни на шаг не продвинулись [вперёд]. По рассказам телефонистов, немцы на них пустили танки, и малая часть их вернулась на исходные позиции. Телефонисты трепаться не будут! Раз у них от таких известий трясутся руки, значит они о деле говорят. Приятели по линиям связи всё передают друг другу. Наше начальство темнит. Чтобы и мы не сбежали, а сидели на месте

– 36 – [до последнего патрона. Это мы должны отвлекать на себя немцев], потому что мы единственные находимся на острие главного удара и проникли глубоко в оборону противника. Связисты размотали провод до самого крыльца.

– Товарищ лейтенант! Куда аппарат [ставить]?

– На крыльцо! Отсюда лучше видать!

– Может в дом? Там удобнее!

– Сказал на крыльцо! Телефонисты смотрят на меня и ничего не понимают. Они тянутся в тепло и надеятся, что я передумаю. Им [хочется] охота забраться в дом, устроиться с аппаратом поближе к печке. У них, привыкших к теплу и к широким деревенским лавкам зады. Им на морозе работать никак нельзя. Но они видят мой решительный взгляд, подключают аппарат [тут же налаживают связь] и подают мне трубку. Там, на другом конце провода [дожидается комбат] я слышу голос комбата. Он весь в нетерпении [ему нужно докладать начальству] и в трубку орёт