Анджей Сапковский - Свет вечный

– Шарлей!

– Рейневан?

– Живьем брать! – Кричал юным голосом командир гуситов, рыцарь в буром плаще, полностью в латах. – Гербовых живьем! Гемайнов под нож!

Битва закончилась. Кого должны были добить – добили, кого связать – связали. Рейневан, несколько очумелый, обнимал Шарлея и Самсона. За этим с высоты седла поглядывал рыцарь в буром плаще. Когда он поднял забрало салады, его лицо показалось Рейневану знакомым.

– Наш гейтман, – представил Шарлей. – Брус из Клинштейна из Роновичей. – Младший брат…

Он не закончил. Один из убитых только притворялся убитым, а сейчас сорвался и бросился на Бруса с бурдером. [228]Он не добежал. Шарлей из близкого расстояния пальнул в него из странного короткого ружья, разнеся ему голову на куски.

– Благодарю, – разогнал ладонью дым Брус из Клинштейна из Роновичей, младший брат Бразды из Клинштейна, гейтман у Сироток. – Благодарю, брат Шарлей.

Рейневан вспомнил о Риксе, это было весьма вовремя, девушка как раз поднялась из земли и вытряхивала из головы песок.

– Всё в порядке?

– Абсолютно, – оветила она.

И вдруг ее губы искривились гримасой, а глаза широко раскрылись.

Она смотрела на Самсона.

– Отряд, собраться! – скомандовал Брус из Клинштейна. – Отходим!

– Молодой господин Герсдорф, – обратился он к рыцарю копейщику, тому самому Амадису Уэльскому, который сейчас, в плену, без шлема, утратил всю свою легендарную ауру и был обычным перепуганным сопляком. – Высокородный Каспар фон Герсдорф, сын благородного Лотара Герсдорфа. Я рассчитываю на сто гривен за тебя, молодой господин. Не меньше. Отряд, выступаем! Брат Шарлей, организуй арьергард.

– Во что ты меня впутал? – тихо спросила Рикса, подъезжая к замыкающему колонну Рейневану. – С кем ты водишься?

– С нами, – услышал Шарлей, имеющий острый слух. – Со специальным диверсионно-разведывательным отрядом полевой армии Табора.

– Рейд.

– А как же. Табор, полевое войско под командованием Якуба Кромешина из Бжезовиц, городские контингеты под командованием Отика из Лозы, конница – под Микулашем Соколом из Ламьерка, пражане Вацлава Гарды. Шесть тысяч человек, двести телег. Мы с нашим спецотрядом обеспечиваем разведку. Добываем коней. Ловим дезертиров и бандитов, которые крадут коней у нас. Вы видели повешенных в селе? Это конокрады. Мы выслеживаем их три дня, молодой Герсдорф нас выручил, потому что у нас тоже были для них веревки. А Герсдорф со своим разъездом дергает Табор от самой Житавы, надоедает, Кромешин приказал нам с ним разобраться…

– Где сейчас Табор?

– Под Болеславцом. Ты не слышешь? Это не гроза, Рейневан, это бомбарды. Впрочем, сейчас увидишь сам, мы собственно туда направляемся. А может, у тебя другие планы? А может, другие планы и намерения у милостивой пани, которой я не знаю? И которая, похоже, не в восторге от нашей компании?

– Я Рикса Картафила де Фонсека. Мои планы и намерения никого не касаются. А чем я должна восторгаться? Тем, что возле меня едет дибук? [229]

Она повернулась и обвиняюще показала пальцем на Самсона.

– Дибук, ха! – Шарлей прыснул. – Дождался ты, Самсон, нашла коса на камень. Дибук, чтоб я так жил, ни дать ни взять – дибук. Демон, злой дух, воплотившийся в чужое тело. А я, подумать только, подозревал в тебе лишь Вечного Жида Странника.

– Мне очень жаль, но вынужден огорчить вас обоих, – ответил усталым голосом великан. – Я не дибук. И не Вечный Жид. Если б я был, я бы знал.

– Давайте немного отстанем. – Шарлей стал в стременах, удостоверился, что никто из отряда не слушает их и не интересуется ими. – Расскажи, Рейневан, что с тобой было. И что тебя привело сюда.

Выслушав, демерит долго молчал. Грохот орудий с северо-запада слышался всё отчетливее.

– Черные Всадники, – наконец сказал он, – зарекомендовали себе и перед Табором. За Житавой, четыре дня тому они окружили и вырезали нашу глидку, [230]десять человек, только одному удалось бежать. Потом мы нашли нескольких из тех, кого они взяли живьем. Висели за ноги на деревьях. кто-то слишком, действительно, слишком сильно склонял их дать показания. А потом из них сделали мишень для тренировки бросания копий.

– А вы, милостивая пани, – обратился он к Риксе, – та самая, которая спасла нашего Рейнмара во Вроцлаве. И продолжаете, как вижу, поддерживать его своей помощью, советом, силою духа и располагающей личностью. По собственной инициативе? Или по чьему-то распоряжению, если позволено будет спросить?

– Я бы предпочла, – Рикса проницательно посмотрела ему в глаза, – чтоб мы себе этого не позволяли. Я не буду ни о чем спрашивать и надеюсь на взаимность.

– Понимаю, – Шарлей пожал плечами. – Но поскольку это, всётаки, войсковой отряд, я должен что-то придумать для нашего командира, Бруса Роновича. Если бы он вдруг хотел вашу милость расспрашивать…

– Я разберусь. Можешь называть меня Риксой.

Шарлей кольнул коня шпорой и рысью помчался во главу колонны.

– Что в Рапотине, Самсон? Маркета…

– Всё в лучшем виде, – широко улыбнулся великан. – Вправду, в самом лучшем. Лучше, чем я мог надеяться. И наверное, лучше, чем я того заслуживыаю. Она не хотела отпускать меня с Шарлеем. Не слушала никаких доводов…

– У тебя были доводы?

– Несколько. Один из них – ты. Рикса, тебе обязательно так сверлить меня взглядом? Ты уже доказала свою способность видеть скрытые вещи. Но как бы внимательно ты не смотрела, дибука ты не увидишь.

– А что я увижу? Сейчас я вижу сверхъестественное. Ты – сверхъестественное.

– Один из моих знакомых, – Самсон по-прежнему улыбался, – любил говорить, что нет сверхъестественных ни вещей, ни явлений. Просто некоторые из них выходят за границы нашего естествознания.

– Это был святой Августин. Ты, как я понимаю, знал его лично. И меня это совсем не удивляет.

– Ты делаешь, Рикса, просто поразительные успехи.

– Не смейся надо мной, дибук.

Рысью примчался Шарлей, бросил на них суровый взгляд.

– Что это вы тут, – проворчал он, – за философские диспуты устроили, Самсон? Чехи начинают оглядываться. Держись, мать твою, принятого инкогнито.

– Извини, я забылся. А вот так подойдет? Я недавно выработал. Посмотрите.

Самсон изобразил страшное косоглазие. Глупо улыбнулся, как кретин застонал и пустил слюну из уголка рта. А наконец выпустил из носа пузырь. Когда он лопнул, выпустил второй.

– Ха! – С неподдельным восторгом закричала Рикса. – Ух ты, классно! А я умею изображать чуму. Плююсь кровью и пускаю сопли…

– А чтоб вас, – Шарлей с отвращением отвернулся. – Пойдем, Рейнмар. Оставим их с их играми.

– Шарлей?

– Да?

– Тот короткий самопал, из которого ты стрелял возле мельницы. Что это за странное оружие?

– Это? – Демерит продемонстрировал добытое из футляра у седла оружие. – Это, друг, пражское ружье, прозванное в народе «предательским». [231]Очень модная в Праге штука, все ее носят. Она, как видишь достаточно короткая, так что можно ее запрятать под плащом и воспользоваться неожиданно, по-предательски, отсюда и название. Фитиль, посмотри, вставлен в бронзовый курок, всё время может тлеть. При нажатии на спусковой крючок, заметь, что это можно сделать одной рукой, фитиль доходит до запала и – ба-а-ах! Хорошо, да? Прогресс, парень, совершается непрерывно.