Анджей Сапковский - Свет вечный

– Зато я поеду, – тихо заявил Самсон. – Недоумкам всё сходит. Они не смогут объявить меня дезертиром, поскольку я и не нанимался. Я был в инвентаре Шарлея. Когда он скажет, что я пропал, это будет так, если бы у него собака сбежала.

– С Богом, Шарлей, – Рейневан вскочил в седло. – Береги себя.

– Это вы берегите себя. Вас четверо, а у меня шесть тысяч приятелей. Плюс двести возов с артиллерией.

Солнце садилось. В Болеславце смердело горелым, на пожарищах стелились огоньки. В Болеславце застывала черная кровь в канавах. В Болеславце одни собаки выли, другие рвали тела убитых. Болеславец звучал стонами раненных и умирающих, плачем обездоленных и осиротелых, отрывками молитв тех, кого лишили надежды.

Наконец солнце зашло, а израненный город утих.

Nox ruit et fuscis tellurem amplectitur alis . [240]Ночь наступила, и всё живое погрузилось в сон.

Бедный Рейневан.

Мне его очень жаль, Маркета. Очень сожалею, что никоим образом я не мог помочь ему в его несчастье. К монастырю цистерцианок в Мариенштерне мы добрались за два дня езды. Лишь затем, чтобы узнать, что панны Ютты там нет. Это сильно удручило Рейневана. Но еще сильнее удручило его то, что Ютта там была. На протяжении трех месяцев, от половины февраля до Зеленых праздников. [241]Он разминулся с ней всего на месяц.

Мы объехали окрестные женские обители. Искали у кларисок в Сэйсслице, у бенедиктинок в Риесе, у магдалинок в Любане. В Згожельце мы расспрашивали цистерцианок из Мариенталя под Острицом, бежавших после того, как их монастырь был сожжен в 1427. Ютты мы нигде не нашли, нигде ничего о ней не слышали. Рейневан совсем отчаялся. Я не мог ему помочь.

Мне его очень жаль.

Тебе тоже?

Из Лужиц мы вернулись в Прагу, в середине августа туда также прибыл Шарлей, какое-то время мы провели вместе, но вскоре Шарлей возвратился в полевое войско. В настоящее время он стоит где-то под Йичином, а ходят слухи о следующем рейде на Лужицы, который должен начаться после святого Вацлава.

Рейневан остался в Праге, в аптеке «Под архангелом», вместе с тамошним чародеем он пробовал отыскать Ютту с помощью магии, безрезультатно. Потом в окрестностях Псаж вспыхнула эпидемия, и он как медик по призванию поспешил лечить. Не колебался ни минуты. Переборол себя, не поддался отчаянию. Много правды есть в словах: то, что нас не убьет, то нас сделает сильнее.

А я?

Я решил вернуться сюда, в Рапотин. Надолго ли? Настолько, насколько это будет возможно.

Что дальше, спрашиваешь? Несомненно мы снова встретимся, мы трое, несомненно это случится очень скоро. Судьба нас сильно связала между собой, на доброе и злое. А ведь ничего не происходит без причины.

Судьба сильно связала меня с ними, Маркета. Очень сильно.

Почти так же сильно, как и с тобой.

Боже, великий Боже, venerunt gentes in hereditatem tuam , снова язычники пришли в наследие Твое!

То ли это за грехи наши, то ли это poena peccati , что постоянно к нам еретик с мечом и огнем вторгается?

Anno MCCCCXXIX, ipso die sancti Johannis baptiste [242]гуситские разбойники нанесли ущерб нашему любимому монастырю, нашему скрипториуму и книгособранию нашему, гордости нашей! Они посягнули на сочинения такой величины, как «De fide cathholica» , Алануса Островитянина, «Libre de meravelles» Раймунда Луллия и «Clavis sanationis» Симона Генуэзского, на такие уникальные работы, как «Hierogliphica» Гораполлона Египетского и «Bestiare» Пьра из Бове, на трактаты и кодексы такого прекрасного исполнения, как «Expositio totios mundi et gentium», «De magia veterum», «Liber de mirabilibus natura arcanis», «De amore», «Secreta mulierum » и много других, может быть, единственных в мире экземпляров. Руки бы им пообламывать!

Полгода не прошло, а снова нашествие. Снова виклифисты, Taborienses, Orfani et Pragenses , [243]а во главе у них Procopius Rasus , [244]тот, как он приказал себя называть gubernator Taboriensium communitatis in campis bellancium , [245]самый великий и самый жестокий среди апостатов и ересиархов, в сущности не человек ex muliere natus , [246]но monstrum detestabile, crudele, horrendum et importunum. Eodem anno circa festum sancta Lucie , [247]он же Прокоп со всей своей армией до сих пор непобежденной, cum curribus, cum peditibus et equitibus [248]отправился ad marchionatum Misnen se , [249]сея смерть и пожары. И дошел до реки под названием Мульда. Зима же в тот года была мягкой…»

Перо высохло и неприятно заскрипело по выскребенному пергаменту. Старый монах-летописец опустил его в чернильницу.

Прислужники осветили палату, зажегши свечи на всех подсвечниках. Вроцлавский епископ Конрад даже засопел от удовольствия, увидев выражение восхищения на лице Гжегожа Гейнче. Он знал, что инквизитора нелегко было удивить, не говоря уже о том, чтобы восхитить.

– Ну что? – гордо спросил он, радуясь произведенному впечатлению. – Хорошая вещь, а?

Гжегож Гейнче кашлянул. И подтвердил кивком головы. Просто был вынужден. Вещь была хорошая. Без каких-либо возражений хорошая.

Единственной мебелью в палате был огромный стол, крышку которого покрывала гигантская карта Силезии и соседних стран, сделанная из кусков ткани, покрытых шелковой вышивкой. Хотя инквизитор никогда раньше карту не видел, он знал о ее существовании. Он знал, что ее сшили и вышили доминиканки из святой Катажины, основываясь на рисунках, сделанными цистерцианцами из Любйонжа. И что это заняло у монашек более года.

Поскольку карта служила главным образом для слежения и анализа военных действий, на ней были расставлены мастерски вырезанные фигурки. Изготовил их Амброзий Эрлер, наилучший вроцлавский резчик, в строгом соответствии указаниям самого епископа. Подразделения католических войск представляли бело-золотые фигурки крылатых ангелов с огненными мечами, формирования гуситов были изображены, как рогатые черти, сидящие на корточках и выпячивающие зады.

Каждое утро клирики воссоздавали для епископа актуальную военную ситуацию, расставляя фигурки соответственно движению войск на театре боевый действий. С тринадцатого декабря, дня святой Лючии, то есть, от начала большого гуситского рейда на Мейсен и Саксонию, театр охватывал пространство между вышитыми голубой нитью ODERA FLV и ALBEA FLV , а фигурки клирики расставили в районе, обозначенном названиями SAXONIA, MISNIA, TURINGA и LUSATIA INFERIOR , граничащим на севере с MARCF ANTIQUA , а на юге с BOHEMICA SILVA .

– Давай, Гжесь, – поторопил епископ. – Окинь глазом.

Инквизитор окинул. Военную ситуацию он знал, но на красивые фигурки можно было посмотреть. Выпяченные черти были установлены в окрестностях Ошаца, города, который войска Прокопа Голого пустили с дымом четыре дня тому, двадцать девятого декабря. Чехи шли вдоль Лабы в направлении Пирны, уничтожая всё на своем пути огнем и железом. Они опустошили горные округа Мариенберг и Фрейталь. Потом, паля села, они дошли до Фрейберга, Дрездена и Мейсена, но не тратили время на осаду укрепленных городов. Быстрым темпом наступления они расстроили планы саксонскому курфюрсту Фридриху, вынудив его и его союзников к тактическому отступлению. Приведя к тому, что сейчас крылатые ангелы стояли тесной группой на север от надписи LIPSIA .