Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

— Если не предложишь чего-то лучшего…

— Да нет, Александр Иваныч, все правильно. Пресекши коммуникацию бендерского паши с Константинополем, мы, считай, правую руку нехристям отрубим. Их гарнизонам в Молдавии придется туже, чем нам тогда на Пруте. А дальние походы… Сам вижу, что не время. Можно без коней остаться. Сушь стоит страшная, трава сгорела. И хлеб пропадет, ежели в ближайшие дни дождей не случится. Ты фуражом не поможешь? Из турецких запасов?

— Зерна маленько дам. Но — именно, что маленько! Причем, подмокшего. Хорошее для людей побережем.

— Тогда у нас скоро конницы не станет.

— Не горячись. Возле Фокшан есть пастбища неподалеку.

— Откуда они там?

— А вот, смотри на карту. В десяти верстах от города холмы начинаются; чуть дальше — горы. На них от века волохи овец пасут. Думаю, и коням твоим корма хватит. Если барашки помешают — в котел их! Заодно людей сбережешь: в горах климат здоровее, чем на равнине. Внизу держи мобильную артиллерию, пару полков драгун, да казаков с калмыками. Этих разошли в дальние дозоры, чтобы при нужде было время весь корпус воедино собрать. Да что я тебя учу: ты сие лучше меня знаешь!

— Знать-то знаю… Да не всё. С валашской стороны чего от неприятелей ожидать можно?

— Пока ничего. Княжество стерегут бошняки с арнаутами. Они хороши у себя дома, здесь же от них султану вреда больше, чем пользы. Для боя мало пригодны: если войско принялось грабить, значит, дисциплина в нем погибла. Разве адрианопольский корпус на нас двинут… Но о том узнаем заблаговременно. Лазутчики есть. Глаз не сводят.

Подобно как семейная жизнь заключается не в одних лишь минутах плотских радостей, так и война — не в одних баталиях. Все делается ради победы, но собственно бой занимает едва ли сотую часть времени, проведенного войсками в походе. Так вот, остальные девяносто девять сотых — важны не менее. При недостаточной заботе о еде, питье или устройстве солдатских нужников армия перемрет от гастрических лихорадок, не дождавшись генерального сражения.

Первым из бедствий, не предусмотренных мною заранее, оказалась нехватка топлива. Еще при осаде Браилова полковники жаловались, что на строжайше предписанное свыше кипячение питьевой воды дров не хватает, равно как и на варку каши; приходится пробавляться сухарями, запивая оные сырою водицей из Дуная. Поэтому, дескать, штрафовать офицеров за чрезмерное количество больных не следует. И правда, турки так усердно выжгли окрестности, а приречных жителей настолько старательно разогнали, что на день пути от дунайского берега не осталось ни кола, ни двора.

Пришлось галерной флотилии подняться по реке немного выше. Атаковать Мачин и Гирсово первоначально не планировалось — но что же делать, если простейшим способом добыть топливо оказалась ломка строений в этих слабо укрепленных городках. Одновременно линию дозоров установили на должном удалении, дабы избежать внезапной вражеской атаки, а еще — взяли под обсервацию одну из удобнейших на нижнем Дунае переправ. Следующая располагалась аж на сотню верст выше, у Силистрии.

Вторая напасть — нехватка фуража. Овса почти совсем не было. Имея трофейное зерно в изобилии, вполне можно бы довольствовать им лошадей; однако такая расточительность представлялась весьма недальновидной. Кто сможет предсказать ход войны? Обойтись одною кампанией навряд ли удастся. А будущей весною — не придется ли армии голодать, с тоской вспоминая скормленный коням хлеб? Трава по причине засухи выгорела, и я приказал косить тростник: им обходились, пока он не выбросил метелки, а стебли не отвердели до несъедобности. Потом в ход пошли другие водяные травы. С очень небольшой подсыпкой муки, сия малоаппетитная замена все же позволила содержать обоз, артиллерию и четыре кавалерийских полка, забранных мною у Левашова: два драгунских и два казачьих, поровну.

Благодаря этим усилиям, а также строгому соблюдению указов о сбережении солдатского здравия, число больных в лазаретах держали в разумных пределах. Захворавшие, большей частью, выздоравливали. Коней пало не более четверти, что представлялось весьма умеренной потерей.

К концу июня мы прочно утвердились в левобережных крепостях и селениях на нижнем Дунае, в то время как на правой, турецкой, стороне все было разорено верст на двести от устья. Рекою безраздельно владела наша флотилия под командой Петра Салтыкова. Василий Яковлевич Левашов по моему приказу занял Фокшаны, небольшой городок на молдавско-валашской границе с пятью церквями и двумя православными монастырями. Турецкие войска в Молдавии оказались тем самым полностью отрезаны от Константинополя и поставлены перед выбором: голодать в ожидании сикурса, либо выйти из крепостей в чистое поле и попробовать пробиться к своим. Бескрайняя южная степь сжимается в сем месте до прохода в несколько десятков верст шириною, ограниченного с одной стороны Карпатскими горами, с другой — Дунаем и его притоками, в низовьях весьма трудными для преодоления. Небольшие легковооруженные отряды еще, пожалуй, просочатся на флангах; однако серьезная армия с артиллерией и обозами не сможет обойти русские позиции. Поскольку моя главная квартира находилась в Браилове, всего лишь в двух сутках форсированного марша от Фокшан, то при своевременном обнаружении неприятеля успеть на помощь кавалеристам не составило бы никакой трудности.

Правда, в строю у меня, вместе с драгунами Левашова, набралось бы не более тридцати тысяч регулярного войска. Вполне достаточно, чтобы разбить бендерского пашу, ежели он вздумает бросить город и пробиваться в Валахию; но против новой армии, собираемой турками под Адрианополем, заведомо недостаточно! Посему, надлежало подтянуть ближе корпус Румянцева, исчислявшийся после взятия Ак-Кермена в семнадцати тысячах солдат. Обеспечение коммуникации по приморской дороге и охрана ее от буджацких татар препоручались, вместо Александра Ивановича, малороссийским казакам, состоящим в команде киевского генерал-губернатора Михаила Ивановича Леонтьева.

Ох, и попортил же Михаил Иванович мне крови! Миних, помнится, еще в ту войну писал о нем государыне императрице, что сей генерал, дескать, опытен и понимает службу, но не имеет к ней ни малейшей охоты. Равным образом, не имеет и честолюбия. Все верно: Леонтьев не спешил; малороссияне от войны отлынивали; Румянцев ждал в Ак-Кермене; я неистовствовал. Ей-Богу, если б можно было покинуть Браилов, устроил бы в тылу Содом и Гоморру! А так — приходилось побуждать словесно, в письмах. Итог: тезка мой то ли сказался больным, то ли вправду заболел. Тоже ведь не молоденький, здоровья же наша служба отнимает немало.