Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

— Ваше Высокопревосходительство! Не понимаю, что худого в наличии лишних повозок, кои можно по мере нужды употребить хоть под амуницию, хоть под раненых?

— Теперь не время объяснять недоучкам основы обозного дела. Разве из уважения к Вашему батюшке, который мне нарочно писал и просил приглядеть, как за собственным чадом… Запруженность дорог и мостов излишними фурами препятствует быстрому маневру армии. Для нас быстрота движения — одно из главных преимуществ над врагом, сохранить которое совершенно необходимо.

— Но…

— Если Вам, сударь, благоугодно спорить, я предпочту оставить столь непонятливого офицера в гарнизоне Браилова. Воронежский полк пойдет в бой без Вас.

— Нет! Не бывать этому!

Румянцев-младший в ажитации кинулся к телегам.

— Расшпиливай фуры! Выпрягай!

Возчики засуетились.

— Опрокидывай!

Обозники натужились, поднимая сорокапудовую тяжесть. Юный полковник собственным плечом налег на серые от пыли доски, пачкая великолепный мундир. Протяжно заскрипев, повозка опрокинулась набок. Полетели в дорожную пыль какие-то узлы и ящики. С жалобным звоном брызнули осколки посуды. Саксонский фарфор, кажется… Да, горяч парнишка. Второй воз, третий… Цыкнул грозно на денщика, кинувшегося собирать хозяйское добро. Довершил разорение, встал опять во фрунт:

— Позвольте продолжать марш, Ваше Высокопревосходительство?!

— Будьте так любезны.

Построил своих людей и увел плац-парадным шагом, не оборачиваясь. Немолодой комиссариатский чиновник, растерянно на сие представление взиравший, высмотрел на моем лице усмешку и тоже заулыбался. Широким жестом я указал ему на пострадавшие от юношеской фанаберии неповинные вещи:

— Прибери, братец. Остынет — отблагодарит.

После укрощения сына одного из первых в империи сановников, никто более препираться не дерзал. Большей частью, полковники распорядились лишние возы оставить в крепости. Неудобоносимое бремя чудовищного обоза свалилось с моих плеч. Вовремя свалилось, потому как в тот же день, к вечеру, начали поступать дурные вести.

Атака в предгорьях оказалась диверсией, нарочно предпринятой Али-пашою для отвлечения моей конницы в самое удаленное место. Прием не слишком хитрый сам по себе, но исполненный с большим искусством. Бесчисленные полчища на пределе видимости при ближайшем рассмотрении обернулись обозниками из валашских жителей, нарочно для сего обмана согнанными. Действительный же удар Хекимоглу направил между моими главными силами и корпусом Левашова, роль авангарда отведя боснийскому ополчению. Не хочу ни в чем упрекнуть многоопытного Василия Яковлевича, ибо сам же ему и советовал не принимать в расчет бошняков. Оказалось, ошибся. Воистину, широка и непредсказуема славянская натура. Даже если сей славянин — магометанин.

Левашов, сдвинувшись к горам, оставил в середине фокшанского прохода слабый кордон всего лишь из трех полков: двух казачьих и молдавского гусарского; сосредоточенной неприятельскою атакой они были с легкостью отброшены, и в моей оборонительной линии образовалась глубокая брешь. Резервов, могущих восстановить положение, поблизости не нашлось. Военная наука предписывает в сем случае ретираду, для восстановления боевого порядка за пределом досягаемости вражеских сил. Но тогда пришлось бы отходить за Сирет, кинув Браилов с Фокшанами и давши Али-паше соединиться с Сулейманом; общими усилиями они могли запереть нас в Килии или даже вовсе выдавить с Дуная. Успех кампании ограничился бы одним Ак-Керменом: крепостью малозначащей и, к тому же, не мною взятой.

Так что — был резон поднять ставки. Презрев доводы осторожности, отстаиваемые частью подчиненных генералов, я на ходу составил новую диспозицию и двинул войска в наступление. Дивизии апраксинская и принцева маршировали прямо на запад, чтобы при встрече с неприятелем развернуться в линию полковых каре, с ходу атаковать бошняков и устранить образовавшийся разрыв. Кейт двигался следом, в постоянной готовности обернуться фрунтом на юг, против главной турецкой армии. К Левашову отправились гонцы с приказом ударить нам навстречу. Однако, из-за кружного пути, не имелось полной уверенности в том, что сие распоряжение будет доставлено вовремя, и даже в том, что оно вообще будет доставлено.

Жара стояла страшная. По такой погоде я обыкновенно стараюсь совершать марши ночью или рано утром, а днем отдыхать, — иначе у солдат просто не остается сил для боя. Но в этот раз пришлось захватить и полуденные часы. Разбить вражеский авангард до вступления в дело главных сил турецких, идущих следом, исключительно важно.

Весь горизонт затянут пылью и дымом. Земля, сухая, как в пустыне, под ногами и копытами рассыпается в мельчайший прах, который повисает в воздухе и держится в нем, кажется, вечность. К тому же, горят валашские селения: те из них, коим повезло уцелеть прежде. О происходящем далее ближайших нескольких верст можно судить лишь по донесениям посланных на разведку казаков. Что им там причудится в пыльном мареве — Бог весть. Ненадежный источник сведений, в сравнении с собственными глазами.

Где-то впереди поднимается частая пальба; посылаю адъютанта узнать, в чем дело. Оказалось, передовой отряд вступил в перестрелку с бошняками. Сколько их? Говорят, много. Ну, наконец-то! Слегка пришпоривая коня, со всею свитой быстро догоняю Сальянский полк. Он занимает середину линии, а внутри полкового каре ползет странная и причудливая повозка: огромная, почти квадратная в плане, с длинным шестом в середине, торчащим вверх подобно корабельной мачте. Собственно, это мачта и есть; ванты и фалы тоже в наличии. Имеется и набор сигнальных флагов. Каждому полковому командиру я придал мичмана из Дунайской флотилии, для истолкования команд. Ей-Богу, странно: у моряков давным-давно придуманы сложнейшие системы мгновенной передачи распоряжений, армия же поныне обходится командирской глоткой, барабаном и конными адъютантами. А если сии способы невозможны? Как при действиях против крымцев, когда полковые каре уподобляются линейным кораблям, разрезающим враждебные волны неприятельской конницы? И вообще, почему не перенять хорошую идею? Что мешает? Вековая обида на флотских?

Кроме сигнальной мачты, на сей колеснице сделан помост. Довольно высокий, и видно с него лучше, чем с коня. Обычно в баталии главный командир занимает какой-нибудь холм; но здешняя степь плоская, как сковорода. Пара сажен возвышения — все же лучше, чем ничего.

Квадратные редуты, построенные из живой человеческой плоти, движутся уступом. При таком построении две роты могут вести прямой огонь, две — фланкирующий, вдоль фрунта соседнего полка. Другая половина солдат держит пассивный фланг и тыл, а также служит резервом, при затяжном бое подменяя утомленных и выбитых товарищей. Против турок, с их бесчисленной конницей, этот боевой порядок предпочтительнее обычных линий, оставляющих уязвимыми фланги и тыл. В сравнении же с гигантским каре, образованном всею армией, он позволяет маневрировать несравненно свободней, и тем использовать важнейшее преимущество регулярства.