Сергей Протасов - На восток [litres]

Продолжавшийся все это время допрос остатков японских экипажей, принятых со снявшего их миноносца, дал ответ на вопрос о явно недостаточной насыщенности огневыми средствами береговой обороны Хакодате. Часть пушек, по их словам почти два десятка осакских гаубиц, сняли с позиций и увезли под Порт-Артур еще год назад, но до сих пор ничем не заменили.

Тем не менее «беззубыми» форты все же не были. В момент поворота в передний угол каземата «Наварина» попал снаряд. Хоть он и был среднего калибра, старая броня компаунд не выдержала его удара и взрыва, расколовшись по верхней кромке плиты. В каземате больших повреждений не было. Обломки удачно миновали стоявшее рядом орудие и застряли в палубе. Но распоротые ими или осколками два поданных кокора с картузами вспыхнули. Из пробоины и порта носового орудия правого борта выбросило всполох пламени с дымом, лизнувший только что развороченный фальшборт и исклеванный осколками ствол. А внутри площадь вспышки ограничилась выгородкой самой пушки, мгновенно ставшей братским крематорием ее расчета. Снаряд был уже в стволе, так что детонации не последовало. Это однозначно было новым накрытием, но и мы тоже пристрелялись.

На новом курсе броненосцы снова шли колонной и уже возобновили обстрел, на этот раз с максимальной интенсивностью. Дальность, определенная вначале в тридцать кабельтовых, постепенно сокращалась, а японские позиции, размещенные вдоль гребня возвышенности, к 09:10 оказались почти на одной линии и створились для них, что делало стрельбу максимально эффективной. Плавно повернув на западный курс, ход еще больше уменьшили, несмотря на сильный ответный огонь.

К этому времени в «Наварина» и «Николая» было уже по три попадания, в том числе и тяжелыми калибрами, но без серьезного ущерба. Их приняла на себя толстая броня и выдержала. А японцам доставалось все сильнее. Верхнюю часть горы заволокло дымом и пылью. На таких дальностях пошли в дело и чугунные бомбы в 455 килограммов, и прочее старье с «Николая». Выпускаемые из главных калибров с ослабленными пороховыми зарядами, они каждый раз вполне благополучно долетали до цели, давая хорошо заметные разрывы, выделявшиеся более темным пороховым дымом. Башня маяка, получившая шальной двенадцатидюймовый снаряд в основание, почти сразу обрушилась.

Отвечали батареи уже реже и с перелетами. Вероятно, наш уход с прежнего курса остался незамеченным. До 09:30 противник еще дважды пытался пристреляться, но безуспешно. Поскольку к этому времени дистанция начала увеличиваться, снова пришлось разворачиваться. Положили право руля, заложив циркуляцию в сторону берега, чтобы приблизиться и скорее прикончить остатки японских позиций.

Пушкари на горе, как и ожидалось, времени не теряли и быстро восстановились. Едва встав на новый боевой курс, опять ведущий на восток, «Наварин» снова получил попадание. Среднекалиберным снарядом вскрыло палубу перед носовой башней. Прошив настил, он разорвался на броне траверза левее башни, искромсав осколками помещения в жилой палубе по левому борту. Начавшийся небольшой пожар в рундуках команды быстро потушили.

Сменив стреляющий борт, броненосцы теперь всего с двух миль обрушились на Хакодатеяму, сразу пристрелявшись и продолжая сближение. Поскольку японские укрепления размещались, как обычно, довольно плотно, под таким огнем они резко сдали. В редкие моменты, когда дым и пыль с вершины отгоняло ветром, в бинокли удавалось разглядеть, что часть их верхних укрытий снесло, часть обрушилась, мешая работать у пушек. А очень частый огонь многочисленных трехдюймовок, осыпавших шрапнелью обнажившиеся в результате этого орудийные дворики, достиг максимума эффективности. Скорость и точность стрельбы противника заметно снизились.

Небогатов приказал уменьшить ход до самого малого и полностью прекратить маневрирование, обеспечивая максимально комфортные условия для собственной стрельбы. Подойти ближе уже было нельзя. Не хватало угла вертикального наведения казематных пушек, чтобы закинуть снаряд на вершину горы, возвышавшуюся над водой более чем на триста метров.

Кренить корабли, как у Осакского залива, не хотелось. В данный момент никакого прикрытия рядом не было, а от японцев ждали любых сюрпризов, так что пускать воду в отсеки и по доброй воле расширять мертвую зону со стороны противника, одновременно сокращая простреливаемую с противоположного борта, просто опасались.

Вся артиллерия левых бортов обоих броненосцев била с максимальной частотой. Серая туча порохового дыма от постоянно рвущихся теперь строго над целью шрапнелей вытягивалась южным ветром в длинный язык, уходящий от развалин маяка на гребне горы к гавани порта. А под этой тучей неустанно вставали столбы разрывов фугасов. Пыль, вздымаемая ими и увлекаемая ветром, стекала по северному склону, расходясь в стороны и накрывая широким редеющим шлейфом не только порт, но и весь восточный угол залива.

Когда в десять часов утра броненосцы, не прекращая огня, вообще легли в дрейф менее чем в полутора милях к юго-западу от мыса Одана, ответный огонь с берега прекратился полностью. Несмотря на это «Николай» и «Наварин» продолжали перепахивать японские позиции, стреляя максимально точно.

Воспользовавшись отсутствием противодействия и своей полной неподвижностью, методично освобождали погреба от всей «некондиции». Более подходящий случай с толком израсходовать привезенные через всю страну уже снятые с вооружения крупнокалиберные боеприпасы мог и не представиться. Только когда над фортом встал огромный гриб мощного взрыва, вероятно, порохового погреба одной из батарей, стрельбу за-дробили.

В 10:25 транспортам, уже хорошо видимым на востоке и занявшим позицию в трех милях от берега напротив назначенного района высадки в устье речки Матсакура, приказали начинать. А броненосцы снова дали ход, сразу став ворочать на северо-восток, медленно огибая гору Хакодатеяму. При этом они еще больше приблизились к берегу, разглядывая его всего с восьми кабельтовых.

Внимание привлекла одинокая серая скала, торчавшая прямо в полосе прибоя примерно посередине между мысами Одана и Ташимачи. Ее треугольный контур резко выделялся на фоне зеленого склона за ней, испачканного поверху сползавшими от маяка шлейфами гари от разлетавшихся и взрывавшихся боеприпасов. Но бросалось в глаза не это. В самой скале с этого ракурса открылась словно прорубленная сводчатая арка сквозного грота, за мрачным зевом которого неестественно ярким пятном просматривался кусок все того же зеленого склона, чистого и светлого. Носившийся, казалось, уже абсолютно всюду, пороховой дым и гарь пожаров на форту обходили его стороной. Из-за чего выглядело все это огромным окном в другой мир.