Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— Хорошо, — произнёс Пашка. Он огляделся по сторонам. Ему не хотелось устраивать разборки с бешеной собакой на улице среди прохожих.

— Давай, «Белый Бим Чёрное ухо», веди, показывай, что, там у тебя.

Собака, поняв обращение человека, бросилась в сторону. Оборачивалась на ходу, она бежала зигзагами, изредка проверяя, идет ли за ней рыжий незнакомец.

Пройдя несколько домов странная пара, подросток с собакой, вышли на пустырь, посередине которого стоял эшафот с виселицей. Рядом с устройством пытки, сидя, опираясь на забор, мирно спал охранник. Недалеко от него, в яме засыпанной землёй, виднелась рыжая голова преступницы, наказанной за убийство мужа.

Пёс подбежала к несчастной, жалобно заскулил и начал аккуратно передними ногами откапывать женщину. Ухватил её зубами за воротник, стал тянуть из стороны в сторону.

— Водицы бы мне испить, колодезной, — женщина очнулась, застонала.

— А ну, цыц, отойди, скотиняка, — охранник проснулся, подошел к осужденной и ногой оттолкнул собаку. Лохматенция с визгом отлетела в лопухи с крапивой.

— Чего зенки раззявил, — он заметил худенького рыжего деревенского паренька. Замахнулся на него бердышам. — Кнута захотел петушина! А ну, пшёл вон, свиное рыло!.. [38] Примечание автора. Давно с майором ВДВ так никто не разговаривал… — очень давно.

Через пятнадцать минут по одной из улиц Тулы шатаясь из стороны в сторону, «на бровях», шла странная пара: «Вусмерть» набравшись с утра, молодец практически на себе тащил пьяную, измазанную грязной землёй «развратную» женщину, с распущенными до пояса рыжими волосами. При этом он громко напевал один и тот же куплет:

Вокальную поддержку заднего плана или как говорят певцы партию бэк-вокала странной пары заполняла большая лохматая псина. Грозно лаявшая и метавшаяся по сторонам.

— Черти окаянные! — редкие зрители «собачей свадьбы» чертыхались и отводили глаза. — Ни свет ни заря! Срам-то какой!

— Почему мне всегда достаётся одно и тоже? — бравый майор недовольно роптал и почти волоком тащил смертницу, еле переставляющую ноги. Почему, я постоянно должен кого-то спасать, выручать, из всяких ям вытаскивать?

— И самое интересное… — он поудобнее перехватил «пьяную в дупель подружку». — Ни в прошлом, ни в будущем — ничего не меняется… — Всё время одно и тоже: — Пашка Пехота куда-то, кого-то тащит…

Снаружи покосившегося на одну сторону амбара было зябко, сыро от прошедшего накануне дождя. В душном воздухе спёртого тесного помещения пахло прелью, мхом, сырой кожей, человеческим потом, образуя смрадную, тяжелую атмосферу. Холодные капли всё еще продолжали сочится с потолка. Сквозь небольшие оконца заделанные бычьим пузырём тускло светил догорающий день. Подневольного народу внутри амбара набралось много.

— Ахти ты, горе горькое какое! Ах, беда — беда кака! Матушка-владычица, богородица пресвятая, спаси и помилуй нас, — женщины роняли горькие слезы жалости, причитали, прощались с разорённым хозяйством, с родной сторонушкой. Мужики, скрипели зубами, сдерживались, сидели, словно каменные. Звякнула ржавая цепь. Кто-то от тоски, от тягот заныл унылую песню. Снаружи здания, вдоль стен, больше для отвода глаз, нежели для порядка, меся жидкую грязь, расхаживали два стражника с рогатинами.

Скрипучая дверь амбара противно захрипела, приоткрылась, и заключенные увидели лицо неизвестного ушастого парня. Заглянув, он долго пытался осмотреться в полумраке. Затем вошел внутрь негромко произнес:

— Дуняша, сердце мое, свет очей моих! Ты же здесь?

Ответом ему была тишина. Народ решительно не понимал, каким образом, случайный прохожий по такой мерзкой погоде сумел незаметно подойти к амбару, пройти злую вооруженную с головы до ног охрану, открыть тяжелые входные ворота. И всё ради того чтобы узнать здесь ли его сердце — Дуняша. Люди молча переглядывались друг с другом.

— Любушка-голубушка, это я, Илюша, — чуть громче, напевнее повторил странный посетитель. Одет парень был в ярко красную рубаху и холщовые порты, заправленные в сапоги, на голове — суконный колпак из-под которого вились белые кудри. Мы с тобой вчерась вечерком познакомились. Солнышко ясное, выйди на минутку, пока охранников нет. Перекинемся парой словечек.

— Шел бы ты отседова паря, ради Христа, — внезапно грубый мужской голос ответил влюбленному. — Девоньке чичас не до свиданий. Не видишь, бяда у людей, в ссылку как скотиняку угоняют. А ты тут с глупостями лезешь, душу морочишь. Да и люба она другому. Жених у неё чай ужо есть.

— Эта кто же таков? — голос влюбленного вмиг изменился. В нем резко прорезался, метал и высокомерие. Заводила тряхнул белокурыми кудрями. Распрямил спину. Выпучил грудь колесом. Задрал подбородок. — А ну, покажись, кто такой смелый?

— А хотя бы я, — с земли поднялся здоровенный, весь обмотанный цепями парень.

— Ты что, Вася? — девушка наконец-то проявила себя. — И вовсе ты, мне, ноне не жених. Да и этого белобрысого я толком не знаю.

— Как это не жоних? — С пола поднялись ещё два человека, явно стараясь поддержать друга. — Чегой-то всякое дубье стоеросовое, рыло неумытое на наших красных девок зарится будет? Шалишь парниша. Мы чужим добра не отдаем!

В открытую дверь амбара по одному стали просачиваться другие неизвестные люди. Они по-деловому располагались вдоль стен. Последним в смрадное помещение вошел молодой рыжий паренёк.

— Ложкин, что здесь происходит? — гаркнул он, сразу же обратившись к одному из незнакомцев.

— Павел Александрович. Кажется, местные собираются бить Черкашина.

— Очень интересно… А за что будут бить этого непутевого лоботряса?

— Дык, сказывают, чужую невесту собрался увезти.

— Православные! А чего в темноте-то кулаками махать? А ну, давай, кто не трус! Выходим на улицу, а затем аккуратно проходим в овальный проход, и уже опосля разберёмся на кулачках кто чего стоит.

Народ нехотя стал выходить из амбара. Многие, особенно большей частью женщины, решили остаться на месте.

Парнишка видя, что не все торопятся покидать помещение, тут же дал указание своим людям ускорить процесс.

— Подберезкин, — майор начал отдавать последние команды в опустевшем амбаре. — Снимай охрану, выводи ребят. Кашкин, проверь, тут всё и вон, пацаненка, забившегося в угол, взять не забудь… А то потом нам с тобой какая-нибудь мамашка все мозги вынесет… — куда дели чадо мое чумазое?

Карибское море. Остров «Счастливый». В двух верстах от строящегося поселка.

Розовое солнце почти полностью закатилось за бескрайнюю кромку океана. Сиянием золотых искр обозначилось огромное зеркало водной глади уходившей далеко за горизонт. Расцветка набегающих на белый песок волн, под светом последних лучей, менялась на глазах. Вот зеленоватые цвета стали золотисто-синими, а вот спустя несколько минут потемнели до пепельно-серого. Небольшие валы катились друг за другом, с ходу выползали на пологий берег, как живые существа мягко шипели и отступали обратно. Далеко от берега, казалось на самой середине моря, легко, как комья пены, длинной грядой кружили белоснежные чайки.