Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— У нас в Таганово, у нашего нового барина, очередная потеха. Господин наш вумный, начитанный, за границей бывал. Много чаго видел! Одним словом: Зимой заняться ему нечем — скучает. Замучила его эта… как её… опять забыл это мудрёное слово… А, вспомнил — социальная ипохондрия. Страдает наш кормилец — родной ентой заморской болезнью с утра и до сумерек. Сам мучается и нас православных гнобит почём зря. Уже не знает, что бы ему такое придумать и как развеселиться.

— Да уж, — задумчиво поддержали говорившего, попутно с интересом рассматривая драные портки.

— И главное, в округе мор скота после засушливого лета. Народу по деревням кушать нечего. От голода животы сводит, а ему хоть бы хны. Бесится, и всё какие-то замудрёные игрища выдумывает.

— Вот, примерыча, недавно посетила его светлую голову новая мыслишка! Решил зимой очистить свой лес от снега. Весь его свести в поле. Представляешь!!! А там этого снега! — до неба навалено. Мы всей деревней естестно выступили против — попрятались от работы. Говорим старосте — не потянем столько работы, надорвемся. А барину хоть бы хны! Хочу грит по зимнему лесу ножками гулять. Зверушек глядеть. Лисичек кормить с руки.

— Господи, Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас, — перекрестилась хозяйка. — Вот дурь-то у бар несусветная. Развешь можно лис! С руки кормить?

— Вот и мы ему все, про то же. В общем, собрал нас — несчастных сиротинушек, топнул ножкой. Сверкнул очами гневно. И отправил нас сердешных страдальцев по ближайшим деревням работников набирать, дабы чащу от снежных завалов успеть до весны очистить. Сами-то столи-ча работы не потянем. Помрём от тягот прямо там, в лесу… С кем он опосля нашей смертушки будет играть в свои дурацкие игрища?

Замученный в неволе горестно вздохнул и продолжил…

— Такта вот, звать приказал мужиков у кого детушек в семье больше всего и по возрасту мал — мала мельче. Сказывает, что только таких возьмёт на работу и платить за работу в лесу будет только им. Почему так решил? — А бог его знает. Ирод учёный, что с него возьмёшь!

— Значиться, и пришел я, к тебе Никита, со своей бядой…

Афанасий хитро покосился на худющих, похожих на маленьких скелетиков, ребятишек. Белые косточки несчастных прямо светились из под кожи.

— Ты… это… сейчас, вродя, свободен? Да и ртов голодных у тебя многовато. И в селе поговаривают, что местный помещик ободрал тебя как липку. Сказывают, что скороча с голода кору с деревьев кушать начнешь, да родню носить на погост?

Хозяин избы насупился. Тяжело задышал, уронил худые смуглые руки на колени, помолчал. На полатях тихо завыли чада.

— Никита, друг милай, давай… Выручай, а? Выходи взавтрача на работу?

— Ну, не знаю… — растерялся от такого предложения Голый локоть. — Как это? Зимой, в морозы, работать в лесу, на чужого помещика? Без позволения?

Хитрый тагановец, потянулся к мешку, долго в нём копался. Наконец достал небольшой, аппетитно поджаренный каравай. Положил на стол. Следом вынул кусок таганосы. По избе потянуло вкусным запахом свежеиспечённого хлеба и копчёного мяса. Ребятишки, словно лисята, стали принюхиваться, вытянули носы из «норки». Матрёна, не смотря на то, что недавно «аппетитно и сытно» поели, сглотнула набежавшую слюну. Глаза её потеплели, лицо расползлось в довольной глуповатой улыбке. Она долго не могла отвести взгляд от румяной булки и копченостей.

— Договорились? Завтра, в Таганово, с утрица, у клуба.

— ??? — не понял незнакомого слова собеседник.

— У самого большого строения, в центре деревни! Жду. Смотри, не опаздывай. А то придется другим, за тебя, твои честно заработанные харчи отдавать!

В небольшой комнате, в помещении нового тагановского клуба, за коричневой дверью, под номером «один», с неизвестной надписью «Отдел кадров», вокруг вытянутого стола расположились три человека. Небольшая девочка подросток, лет десяти громко читала вопросы на неизвестном тарабарском наречии, на ответы кандидатов заполняла небольшую грамотку. Крупная телом, «взрослая» женщина, с добрыми глазами переводила слова с басурманского на родной, понятный каждой православной душе, язык. Мужчина, претендент на вакантную должность четко отвечал на задаваемые вопросы.

— ФИО? — серьезным тоном прочитала первый вопрос малолетняя помощница.

— Ну, сердешный, сказывай, как тебя зовут, величают? — старшая по кадрам перевела неизвестное мужику слово.

— Кличут меня — Никитка Голый локоть.

— Хорошо, а батюшку твоего как звали?

— Агафон.

— Лизонька, козочка быстроногая, пиши… Никита Агафонович Голый локоть. Голый локоть — это фамилия, еже ли, чё.

Девочка старательно заскрипела небольшой палочкой по разлинованному листу бумаги.

— Написала?

— Да.

— Умничка солнышко, молодец, очень хорошо.

— Место жительства, — мелкая блоха пропищала очередной вопрос.

— Где живёшь — проживаешь, горемычный?

— Так-ма обитаю в поместье Артемьева, в Изворкино.

— Ага… — кадровый работник погоняла воздух, между щеками, переваривая информацию. — Лизанька, рыбонька серебристая, отмечай… Село Изворкино. Холоп помещика Артемьева.

— Ос-нов-ной о-пыт ра-бо-ты, — по слогам пробурчала малолетний писарчук.

— Так, ситцевый мой, сказывай — у помещика-то, чем занимаешься?

— Раблю в поле, пахарь.

— Хорошо, золотце сизокрылое, запиши… Землепашец.

— И-ной о-пыт ра-бо-ты? Хоб-би, — с трудом произнесла неизвестные слова помощница.

— Ага, — по-своему поняла кадровичка. — Скажи-ка мне Никитушка, голубь сизокрылый, ещё что-нибудь умеешь делать, кроме работы в поле? Ну, там дома, может быть чаго мастеришь али ладишь?

— Конечно, — кандидат в снегоуборщики вдруг замешкался и разом заволновался. — Рудознатец, я, потомственный. И батя мой, и дед были рудознатцами. Всю жизнь по белому свету ходили, искали разные камешки, руды. А я, вот, прикипел к Марфуше. Да и остался у помещика Артемьева. Хотя не моё это — не моё! Но сердцу-то не прикажешь.

— Вот и добро, — не задумываясь, выдала ответ кадровичка. — Лиза, солнышко кареглазое, пиши… Хобби — Рудознатец.

— Тетя Глаша, а как писать: руд ознатец или руд азнатец? А вдруг это разные слова?

— Действительно непорядок. Охти, аспиды нерусские! Напридумывают всяких словечек незнакомых. А нам потом православным сиди — разбирайся. Что сие значит? Даа, вот беда-лебеда. Горе — горемычное. Не звали его заразушку, а оно пришло! Слово-то чай незнакомое. А писать надочи.

Бабанька на миг задумалась. Потеребила платок. Глубоко вздохнула большой грудью.

— Лизок, голубушка, а сходи-ка доченька, поспрашай у Татьяны Сергеевны. Она учительница — она всё знает. И как правильно писать и одно ли это словечко.