Андрей Савинков - Николай I. Освободитель

В итоге денег было потрачено просто немерено. Переселение одной семьи обошлось бюджету в триста рублей — умопомрачительная сумма — которые вряд ли когда-либо вернутся в казну, во всяком случае в виде денег. Впрочем, дальше с увеличением потока переселенцев, расходы на одну семью должны были неизбежно снизиться, тем более что часть необходимого — провизии, инструментов, стройматериалов — со временем можно будет закупать у уже прижившихся местных.

Самым главным показателем, которые и определил работу как успешную, во всяком случае на дистанции одного сезона, стало то, что из полутысячи — точнее из пятисот сорока семи — семей осенью в обратный путь на старое место жительство сбежало всего двадцать две, что, как ни крути, не выходило за рамки статистической погрешности.

Что касается меня, то жизнь в эти годы вошла в какую-то достаточно ровную колею. Утром я поднимался практически с рассветом — для природной «совы» привыкнуть к подобному графику было весьма и весьма сложно, — тратил с полчаса на утренний туалет, делал небольшую зарядку, завтракал. Завтракал чаще всего вместе с Михаилом, а после того, как его отправили учиться в Лицей, где я тоже формально числился, только на курс старше — сам или в компании с Воронцовым и Бенкендорфом. После завтрака шли занятия до обеда. Хочешь не хочешь, а образование ты обязан получить даже если родился в императорской семье. Тем более если ты родился в императорской семье. К четырнадцати годам из занятий у меня осталось совсем не много предметов. Кроме права, экономики, философии и изящной словесности, остались только языки — немецкий и итальянский — а также «творческие» предметы: музицирование и рисование. Ну и закон Божий, без него вообще никуда, это как бы само собой разумеющееся.

Обед обычно подавали в полдень, к этому времени я уже обычно успевал изрядно проголодаться. Активно растущий организм требовал постоянной подпитки.

После обеда я занимался делами, ездил на производства, регулярно навещал свой полк, решал коммерческие вопросы или писал доклады по запросу Александра на те или иные темы, интересующие императора. Вечером немного бегал, чтобы в форме себя поддерживать и читал очередную пачку отобранных предложений пришедших по почте.

Постепенно функции отдела были расширены: кроме разбора почты «информационный» отдел стал отсматривать периодику, как научного направления, так и бульварного, составлять по ней еженедельные доклады. Сначала это касалось только Российских изданий, а потом и зарубежных. Кроме того, мне постоянно подавали списки молодых, перспективных ученых и деятелей искусства, которые пока ничем себя особо не зарекомендовали, однако, так или иначе, подавали надежды. Я регулярно просматривал километровые списки фамилий и имен выделяя тех, на которые реагировала моя память. Деятельность таких персонажей мои люди контролировали особенно тщательно. Все это потребовало увеличение штата «информационного» отдела и разделения его по направлениям — искусство, медицина, земледелие, химия, физика и так далее.

Вечером была молитва, после чего ложился спать. В дни праздников честно отстаивал службы, иногда даже всеночные, присутствовал на парадах и по возможности светил своим лицом поближе к императору. Это при монархии всегда полезно.

Весной 1810 года мои химики приняли заказ на изобретение спичек. Ну как изобретение… Теоретически спички или некоторый их прообраз уже существовал и даже понемногу продавался в Европе иногда, по случаю, попадая и в Россию. Вот только состав их, понятное дело был не известен, а качество производства оставляло желать много лучшего. Да и было их совсем не много — в Европе пылала война, что на торговле особенно мирными товарами сказывалось не лучшим образом.

Вообще ситуация, сложившаяся в эти годы в России, была совершенно парадоксальной. С одной стороны, страна буквально задыхалась от сокращения внешней торговли, цены на импортные товары раз за разом пробивали потолок, а новости о разорении купцов, ориентированных на экспорт, давно перестали быть сенсацией. С другой — такое положение дел максимально, на сколько это вообще возможно, стимулировали развитие внутреннего производства. Тот же сахар был только одним из многих примеров. Повсюду как грибы после дождя вырастали новые цеха, заводы и мануфактуры, отвечая таким образом на сложившуюся на рынке жесткую нехватку привычных импортных товаров. А учитывая не слишком полноводный но достаточно стабильный поток переселенцев из Европы, — а среди них было не мало ценных специалистов и просто оборотистых людей, — в первую очередь из Германских государств, по территории которых вот уже второй десяток лет с завидной регулярностью то в одну то в другую сторону прокатывалась война, экономическое положение Российской империи было не так уже плачевно.

Так вот насчет спичек. Состав спичечной головки я, естественно, не помнил. Где-то на задворках памяти крутилась бертолетова соль, хотя я был совсем не уверен, что именно она применяется в эти времена, а также сера. С серой я точно помнил, что ее использовали раньше, то есть где-то как раз в этих временах, а потом перестали, отчего называть вещество на головке спички в двадцать первом веке было не совсем корректно. Еще что-то было про фосфор, но вот это совсем точно.

Быстрого результата получить с такими вводными данными я не рассчитывал, однако спички были в плане маржинальности и широты охвата потенциального рынка еще интереснее даже чем свечи. Да и будут они актуальны гораздо дольше, так что это тот куш, за который стоит побороться.

Отдельной проблемой были «палочки», на которые этот состав предполагалось наносить. Естественно, лущильного станка, способного превратить бревно сначала в тонкий шпон, а потом разделать его на отдельные палочки у меня не было и близко. Пришлось довольствоваться целыми длинными — сантиметров двадцать — и соответсвенной толщины лучинами. Впрочем, нормального состава все равно пока не было, так что какое-то массовое производство все равно было делом отдаленного будущего.

— Николай Павлович. Разрешите?

— Могли бы уже и не спрашивать Александр Христофорович, — кивнул я Бенкендорфу.

— Я к вам, собственно, по делу, — замялся молодой еще, в сущности, человек. Будущему, бывшему или если смотреть из этой реальности, то скорее — потенциальному шефу жандармов в этом году исполнилось двадцать восемь. — Случилось… Я даже не знаю, как это описать.

— Попробуйте сначала, — усмехнулся я, откинувшись на спинку кресла.

— Хорошо. Ко мне обратился один из рабочих нашей химической лаборатории. Я, в соответствии с поставленной задачей, при приеме каждого работника провожу короткую беседу о важности сохранения всего происходящего за воротами в секрете.