Дмитрий Дашко - Инспектор угрозыска [СИ]

– А, ладно! Пропадать так с музыкой! – смирился задержанный и обратился к дежурному:

– Пиши, начальник: Иващенко Ульян Тарасович, одна тыща восемьсот девяносто седьмого года рождения, из мещан.

Дежурный с облегчением обмакнул кончик ручки в чернила и заскрипел в тетради.

– Ну что ж, на сегодня всё. Теперь я в вашем распоряжении, – сказал нам Владимир Матвеевич.

– Пойдёмте ко мне в кабинет, – предложил Коля.

– Чаем угостишь? – прищурился Саушкин.

– Обижаете, Владимир Матвеевич! – откликнулся тот.

– А я, пока вода греется, сбегаю за пирожными к чаю, – сказал я.

– Балуете вы меня, старика, – польщённо улыбнулся Саушкин. – И хотя сладкое в моём возрасте кушать вредно, пожалуй, перед таким соблазном я не устою.

Как и договаривались, я сбегал в ближайшую кондитерскую и купил там несколько пирожных. Стоили они недёшево, но не каждый день пьёшь чай в такой компании!

Вернулся вовремя, как раз к тому моменту, как Панкратов стал разливать ароматный и душистый напиток по обычным гранёным стаканам.

– Коля успел мне сказать, что вас интересует кража у известного нумизмата Евгения Фирша, – сказал Саушкин.

– Всё верно.

– Я не буду расспрашивать вас, почему вас вдруг понадобилось дело трёхлетней давности. Раз вы им интересуетесь, значит, так нужно. В сущности история банальная: квартиру Фирша обчистили в тот день, когда хозяина не было дома. Сработали на самом высоком уровне, дверь аккуратно открыли, а потом точно так же аккуратно закрыли, не прибегая ко взлому, отпечатков и следов пребывания не оставили. Судя по тому, что ничего, кроме коллекции не тронули, а у Фирша хватало и других, ценных вещей, был чей-то конкретный заказ.

– Но ведь людей, которые знали о коллекции Фирша, не так уж и много? – заметил я. – Всё-таки круг нумизматов весьма ограничен. Широкие массы даже не догадываются, какую ценность из себя представляют старинные монеты.

Саушкин кивнул.

– Всё верно. Мы проверили каждого из потенциальных заказчиков, до кого смогли дотянуться. Увы, безрезультатно.

– А кого не смогли проверить?

– Так получилось, что один из них успел выехать заграницу до того, как мы на него вышли. Именно он и стал главным подозреваемым в этом деле. Но… в силу специфики, добраться до него мы не можем. Думаю, коллекция Фирша покинула страну, – горестно заключил Владимир Матвеевич.

– Не вся, – сказал я. – Нам удалось найти её жемчужину – серебряный константиновский рубль.

– Но позвольте, насколько я помню – а память меня по сию пору ещё никогда не подводила, в коллекции господина Фирша не было столь редкой монеты! – По лицу Саушкина чувствовалось, что он очень заинтересовался этим фактом. – Во всяком случае, нам он ничего не рассказывал…

– Об этом секрете он сообщил на смертном одре своему знакомому – профессору Шалашову.

– С Евгением Васильевичем нас связывает давнее знакомство, – улыбнулся Саушкин. – При случае передайте ему от меня поклон.

– Обязательно передам, Владимир Матвеевич, – пообещал я.

– А могу я узнать, если, конечно, не секрет: где и при каких обстоятельствах вы нашли этот рубль?

– Тут как раз нет ничего секретного: рубль был найден во время осмотра жилища пропавшей гражданки Ольги Лавровой.

– Лавровой? – Саушкин так взволновался, что едва не опрокинул свой стакан с чаем.

– Да. Вы её знаете? – внимательно уставился я на него.

Владимир Матвеевич кивнул.

– Да. Одно время она была жиличкой у Фирша, снимала у него комнату. Правда, это было задолго до того, как профессора ограбили. Мои коллеги проверяли её, но ничего подозрительного не нашли. Обычная скромная девушка из хорошей семьи, – последние слова Владимир Матвеевич сказал уже далеко не уверенным тоном.

Я не смог сдержать ухмылку. Оказывается, не так уж проста пропавшая гражданка Лаврова, хотя, что-то в этом духе я стал подозревать с того момента, как нашёл у неё злополучный рубль.

– Выходит, она и поработала наводчицей, – развил мои мысли Панкратов. – Фирша случайно проболтался ей о своей коллекции, она же сделала дубликаты ключей, а дальше…

– Дальше в игру вступил кто-то, кого мы ещё не знаем.

Я замер, вспомнив слова квартирной хозяйки, как к ней пытался проникнуть мужчина в кожанке с рассечённой бровью. Вера Михайловна приняла его за чекиста, но надо отдать должное – внутрь без документов не впустила. Далеко не все граждане отличаются такой бдительностью. Я ещё хотел спросить о нём Райнера, но потом, когда в дом вломился Томин, совсем забыл об этом.

Что, если это и был тот самый вор, сообщник Лавровой? И пусть это всего лишь догадка – всё равно стоило её проверить.

– Владимир Матвеевич, напрягите, пожалуйста, вашу феноменальную память, – попросил я.

– А что такое? – Саушкин отставил чай в сторону и отложил чуть надкусанное пирожное.

– Обычный вор вряд ли станет брать только коллекционные монеты, он польстится и на другие ценности. Значит, наш вор – не просто профи, он ещё и со своим определённым кодексом, – принялся размышлять я. – Знаете таких?

Владимир Матвеевич не без гордости кивнул:

– Ну, конечно, мне доводилось сталкиваться с подобными субъектами. И некоторые, даже в наше трудное время, остались верны своим принципам. Хотя, ещё немного, и они вымрут словно динозавры. У воровского мира меняется понятие о чести, – добавил он горестно.

– Тогда я очень рассчитываю на вас. И заранее приношу извинения – у меня нет описание внешности, только одна особая примета – рассечённая бровь. Понимаю, это могло приключиться с ним год назад, но вдруг… – Я с надеждой посмотрел на задумавшегося Саушкина.

Если не этот живой «компьютер», даже не представляю, как буду искать типа в кожаном. Москва – это Москва, огромный город. Даже если каким-то чудом найду, потеряю уйму драгоценного времени.

Саушкин чуть помолчал и, наконец, откликнулся:

– Исходя из психологического портрета преступника, который вы мне нарисовали, и пресловутой рассечённой брови, кажется, я догадываюсь, о ком речь.

– Владимир Матвеевич, кто это? Назовите фамилию, пожалуйста! Век вам благодарен буду. Хотите – ещё пирожных куплю? – не выдержав, чуть не закричал я от радости.

– Хватит с меня сладостей, – засмеялся Саушкин. – А что касается фамилии, извольте – Илья Коренев, по кличке Корень. Пользовался среди урок большим авторитетом за свою принципиальность. По их меркам был чуть ли не рыцарем воровского мира. Бровь ему кстати в драке разбили – вступился за какую-то проститутку. Не побоялся выти один и безоружный сразу на трёх субчиков с финками. И, заметьте, вышел из драки победителем.

Саушкин протяжно вздохнул:

– Много он мне крови попортил в своё время, пока его в Красную армию не мобилизовали.