Александр Харников - Северный сфинкс

Я знал об этой особенности немецких пивных. Так что когда я впервые сюда пришел, то уселся за единственный свободный столик поменьше. Не прошло и тридцати секунд, как кельнер появился рядом со мной и спросил, не жду ли я кого-то. Узнав, что я пришел один, он процедил сквозь зубы:

– Тогда тебе туда.

И он показал на торцевую стену, практически во всю длину которой шла стойка с высокими табуретами. В отличие от столиков, мест здесь было довольно много. Я уселся рядом с «штаммтишем» и был сразу же вознагражден – там горячо обсуждался скорый приезд в Кёнигсберг высокопоставленных представителей России и Франции. А еще кто-то сообщил, что среди русской делегации будет и кто-нибудь из таинственных «новых русских».

– Ну, Йорг, ты и хватил, – засмеялся его сосед. – Зачем русскому кайзеру посылать сюда этих людей?

– Мой сосед только что вернулся из деловой поездки в Россию. Там ему рассказали, что царь Пауль и шагу не может ступить без того, чтобы не посоветоваться с этими людьми. Так что уверяю тебя – в составе делегации определенно будет один из них, а то и несколько.

– Пока не увижу – не поверю, – усмехнулся его собеседник. Реакцию других я не смог увидеть, так как сидел к ним спиной. Но никто ничего больше не сказал на эту тему, и все переключились на плюсы торговли именно с Россией. Барыши, мол, весьма неплохие, а риска не так уж и много.

Неожиданно на табуретку рядом со мной плюхнулся некто, чьи безразмерные штаны с трудом обтягивали здоровенную задницу. Свободных мест в пивной было с полдюжины, так что сразу стало ясно, что он подсел ко мне не просто так. Я весь собрался – во время инструктажа в Петербурге мне было сказано, что в Кёнигсберге люди подполковника Михайлова со мной могут связаться либо в «Старом солнце», либо в «Белом орле». Но оборачиваться я не стал – зачем? Если этот пришел по мою душу, то он сам скажет об этом. И, действительно, слева раздался грубый хриплый голос:

– Вы похожи на ирландца.

Я бросил взгляд на соседа. Отекшая физиономия человека, любящего выпить, рыжеватые волосы, небольшие усики… Смахивает на англичанина, но, может быть, и здешний, причем все сказанное прозвучало на немецком языке без акцента. В любом случае желания поддерживать разговор с неизвестным у меня не было – похоже, это просто местный выпивоха, которому захотелось с кем-нибудь поговорить. Я отвернулся, но он меня удивил:

– Вы мистер О’Нил?

– Допустим. А вам-то что до этого?

– С вами бы хотел увидеться один наш общий друг.

– Что ж он сам сюда не пришел?

– Не знаю. Скажу только, что он ждет вас в «Красном льве» – это в двух шагах отсюда.

Да, подумал я, этот тип вряд ли пришел от русских. Но кто же он тогда? Может, это от Виконта – но сейчас тот нарядился купцом, так что он и сам мог сюда прийти. Тогда кто он? Разве что кто-нибудь с «Бланш». Но тогда он не вел бы себя так вежливо…

Вообще-то надо было бы сделать вид, что мне этот рыжий совсем не интересен. А если он не захочет от меня отстать – послать его подальше. Но мне вдруг стало интересно узнать, кто именно прислал рыжего. Со вздохом я допил пиво, бросил несколько мелких монет на стойку и последовал за своим навязчивым соседом.

В «Красный лев» я зашел в первый же день – и сразу же ретировался, наткнувшись на не слишком приветливый взгляд хозяина. Впрочем, там все просто кричало о том, что это заведение для «чистой» публики – скатерти на столах, хорошо одетые официанты, даже танцпол в углу… Да и металлическая вывеска над входом была выполнена весьма искусно – красный лев на задних лапах с мечом в руке и надпись «Rother Löwe» 48 48 До Орфографической конференции 1901 года слово «rot» (красный) писалось, как правило, «roth». .

Но, не доходя до главного входа, мы завернули в переулочек. Я с удивлением посмотрел на моего Вергилия 49 , но тот пояснил:

– Там отдельный вход к кабинетам. Ваш друг не хотел, чтобы вашу встречу с ним увидели.

И, действительно, за неприметной дверью в стене моему взгляду открылась крутая деревянная лестница, ведущая куда-то наверх.

Так, подумал я, если меня будут брать, то именно здесь – рыжий попросту даст мне по башке сзади. Но мой спутник сам пошел вперед, и я, чуть помедлив, последовал за ним, прикрыв за собой входную дверь.

На площадке второго этажа были три двери – в одну из них рыжий и постучал. Дверь открылась, я увидел накрытый стол – и абсолютно незнакомого мне человека. Он был элегантен, одет с иголочки, а физиономия его надменна и холена. Чего стоили одни светлые усики, завитые колечком…

– Спасибо, – сказал он рыжему и бросил ему целый талер. Тот с поклоном удалился, закрыв за собой дверь. Вот только я не услышал ни его шагов, ни скрипа ступеней, из чего сделал вывод, что он никуда не ушел, а остался стоять на площадке.

– Здравствуй, Керримэн, – сказал мне по-английски, причем прононс его был, как мне показалось, аристократическим. – Я пришел от ваших русских друзей.

Ну что ж, все встало на свои места. Во-первых, Керримэном меня мог назвать только тот, кому об этом рассказал Кэри – ведь именно так меня обозвал новый капитан «Бланш». Во-вторых, человек подполковника Михайлова должен был передать мне привет от «фройляйн Хельги», а я должен был переспросить: «Ольги?» и получить ответ: «Это то же имя, только по-немецки». Так что, похоже, меня в очередной раз проверяют – то ли сам Кэри, то ли тот человек, с которым он встречался в Кёнигсберге. Именно проверяют – иначе зачем вся эта комедия с «русскими друзьями»?

– Моя фамилия О’Нил, – бросил я. – Вы, любезнейший, определенно обознались. Да и русских друзей у меня нет.

– Джеффрис, – позвал «аристократ», и на пороге появился рыжий. – Приготовься, этот парень не понимает хороших манер. Придется его им поучить.

«Не на того напали, – подумал я. – Что-что, а драться я умею». Русские успели обучить меня кое-каким своим приемам, но афишировать их знание я не хотел, ведь это могло повлечь за собой ненужные вопросы. Так что я просто-напросто хуком справа вырубил Джеффриса, а затем проделал то же со светловолосым, который с открытым от изумления ртом глазел на рухнувшего рыжего. Затем я засунул Джеффрису в рот салфетку. Судя по всему, я ухитрился сломать ему челюсть. Потом, на всякий случай, я связал ему руки его же поясом.

Взяв стоявшую на столе бутылку шнапса, я плеснул спиртное светловолосому на одежду. Увидев, что тот начинает подавать признаки жизни, я сунул горлышко ему в рот. Мне показалось на секунду, что он попросту захлебнется, но англичанин, словно слепой котенок молоко, стал судорожно глотать шнапс.

Подхватив его под мышки, я с большим трудом спустился вместе с ним по лестнице, вышел в переулок, где, к счастью, никого не было, и повел прямиком в наши комнаты. Никто на нас не обратил внимания – ну, ведет человек друга, перебравшего в кабаке спиртного, домой. Боялся я лишь квартирную хозяйку – та предупредила меня в самый первый день, что не переносит пьяниц – видите ли, ее муж умер именно от неумеренного употребления горячительных напитков. Но, к счастью, ее я по дороге не встретил, а вот Виконт оказался дома. Увидев моего спутника, он побледнел.