Михаил Ланцов - Государь Руси [litres]

– Это шанс. И им нужно воспользоваться. Всем это ясно? Хорошо. Так. Что у нас по потерям?

– Среди кирасир и драгун потерь нет. Только четырех коней хороших сгубили. Легионеров два погибло, еще пятеро ранены. Ополченцев семеро умерло, в том числе от ран. Дюжина ранена.

– Суровые ребята, – уже спокойнее произнес Ярослав. – Крепкие. Хорошие доспехи, доброе оружие. Да еще и воевать умеют. Абы кто их послать не мог. Но кто?

– А что с теми, кто отходит верхом от города?

– Надо организовать преследование. Но я не уверен, что это хорошая идея. Судя по тому, как они действуют, – ребята опытные. Любят и умеют делать засады. Я бы на их месте организовал засаду на преследователей. Ловушку какую-нибудь. Поэтому если и организовывать преследование, то с умом.

– Я сам поведу сотню.

– Сотню?

– Мы не знаем, сколько там человек. Десяток, два, три. Не ясно. Я возьму сотню улан и поведу их. Их должно хватить.

– А лучники? – спросил Ярослав и скосился на главу драгун.

– Я выделю десяток своих ребят, – кивнул тот.

– Отменно. Так. Теперь за дело. Я хочу, чтобы убитых самым тщательным образом обыскали…

Короткое совещание продлилось еще десять минут. После чего все разошлись, выполняя поручения Государя. А он сам отправился к жене и детям.

– Как ты?

– Жива…

– Ни тебя, ни детей, надеюсь, не задели?

– Слава богу.

– Это хорошо, – тихо произнес он и обнял ее.

– Нападения ведь не прекратятся? – спросила она, отстранившись.

– Не знаю. Сначала нужно понять, кто и зачем хотел тебя с детьми похитить. Видимо, этот кто-то хотел меня шантажировать или вымогать деньги.

– Они ведь могли убить наших детей… – тихо прошептала Пелагея и всхлипнула. – Случайно. Много ли им надо? Тем более что они без доспехов.

– Я разберусь.

– Ох… слабо верится… – покачала она головой. – Скоро ты со всем миром будешь воевать, если не прекратишь так вести свои дела. Сдюжишь али нет – я не ведаю, а нас потерять можешь легко. Сегодня ты успел. А завтра?

– Предлагаешь сидеть как побитой собаке и головы не высовывать? Ты серьезно?

– Мне страшно за наших детей.

– Я РАЗБЕРУСЬ, – с нажимом повторил Ярослав. – И мне очень важно, чтобы я мог доверять тебе в этом деле. Ты понимаешь? Никаких выходок. Тобой могут манипулировать. И через тебя – мной. Нужно быть крайне осторожными.

– Кто бы говорил, – покачала она головой.

– Я говорю! А ты меня слушаешь и подчиняешься! Ясно?!

– Ясно, – глухо ответила Пелагея.

– Посмотри мне в глаза, – тихо произнес Ярослав.

– Зачем?

– Если ты меня ослушаешься, то я заберу у тебя детей. И ты будешь их видеть только в моем присутствии. Изредка. Я не хочу, чтобы из-за того, что ты, строптивая дура, опять взбрыкнешь, потерять не только тебя, но и малышей. Уяснила?

– Ты не посмеешь, – вскинула подбородок Пелагея.

– Хочешь проверить? – холодно процедил Ярослав.

Несколько секунд шла их игра в гляделки, наконец она опустила взгляд, тяжело вздохнула и произнесла:

– Я все поняла.

– Ну вот и славно, – произнес Ярослав и, чмокнув ее в щеку, удалился. Пелагея же, сев у окошка, уткнулась в рукав и зарыдала. Ей безумно не нравилось подчиняться. Но сейчас она почувствовала, что еще чуть-чуть, и ее муж, от которого буквально пахло кровью и яростью, сделает что-то ужасное…

867 год, 4 июля, Новый Рим

«Охоту на ведьм», которой Ярослав занялся сразу после покушения, прервал визит венгров. Тех самых венгров, о которых он уже и думать забыл. Когда-то пригласил, и они пропали, утонув в пучине степных разборок. Из того горнила вышло всего пять тысяч человек, которые еле плелись нищие и обездоленные.

– Твою же… – тихо процедил Ярослав, когда увидел эту «радость». – А где их стада? Где лошади? Где повозки? Где пожитки?

– У них все отняли, – констатировал, очевидно, представитель хазар, прекрасно зная историю этих бедолаг.

– А что они едят?

– Что найдут. Рыбачат. Охотятся. Грабят.

– Поднять гарнизон! Комитатов привести в полную боевую готовность!

– Правильно, – кивнул хазарин. – Под нож их надо.

Ярослав смерил его неприязненным взглядом, но промолчал. Пять тысяч отчаявшихся человек – это не тот ресурс, которым можно было разбрасываться. Они ведь сейчас находились в такой ситуации, что готовы на все. В том числе и на интеграцию в новую державу и оседлую жизнь. Но чтобы с голодухи не набросились – нужно продемонстрировать силу. А наш герой уверен, в этой толпе хватало людей, которые уже день или два вообще ничего не ели.

Встретились. Толпа оборванных измученных людей и правильные ряды комитатов, сомкнувших щиты и держащих практически идеально ровную линию строя. Отчаяние и порядок. Сила и ничтожность…

Ярослав выехал вперед на своем Буцефале и, проезжая мимо толпы, вглядывался в их лица. Но встречал лишь пустые, обреченные взгляды. Войска, что стояли напротив них, не оставляли им никаких шансов. Даже иллюзорных. Не то чтобы победить, но даже просто удрать. Да и куда бежать? Не они, так другие добьют. Поэтому такой безнадеги, какой повеяло от этих венгров, наш герой еще никогда не встречал. Безнадеги, смешанной с отчаянием и бессилием. Жуткая, просто кошмарная смесь.

– Кто принесет присягу, – громко произнес Ярослав, – попадает под мою руку. А значит, от голода не умрет. Кто хочет принести присягу, шаг вперед!

И вся толпа жутковато качнулась вперед, шагнув. Ни один человек не отказался. Тем более что из-за войск, что стояли перед ними, сладко пахло свежим хлебом. Его аромат приносил ветерок, что крайне удачно дул в нужном направлении. Но между хлебом и голодными людьми находились комитаты. Что только и останавливало этих обездоленных венгров от немедленного рывка вперед – к еде.

Произнесли они клятву верности. После чего, выстроившись в несколько колонн, начали получать еду. В одни руки пока давали всего кусок хлеба. Не очень большой. Опасаясь, чтобы с животом ничего не случилось. Голодали ведь долго.

После выдачи еды бедолаги ее тут же съедали, практически не жуя. Заглатывая с удивительной скоростью. А потом отправлялись на санитарную обработку. Мыться. Бриться. Стираться. И вообще приводить себя в порядок. Повара же тем временем готовили для них горячее. Не крутое, но жирное и наваристое, чтобы опять-таки не угробить долго голодавших…

Ярослав тем временем думал над тем, где и как размещать этих людей. И куда их в дальнейшем девать. Они ведь, в сущности, ничего не умели из полезного для жизни в этих краях. Кочевники. Степняки. А здесь лес с редкими лугами. Да река.

Ну и язык, конечно, сказывался. Венгры говорили в основной массе на своем, на венгерском. Хотя печенежский знали все очень хорошо. Поэтому Ярослав про клятву говорил на тюркском наречии. Но окружающие его люди и тюркского, как правило, не знали. Они ведь славянами были в основной массе. И смотрели эти жители на венгров дико и с раздражением. Но оно и понятно – их жизнь изменилась за минувшие годы очень заметно. Настолько, что такие вот бродяги вызывали у них удивление и раздражение. Не только из-за языка. Отвыкли они от них. От бродяг и чудовищной, всеобъемлющей нищеты…