Сергей Васильев - Сталь императора [litres]

Вызов в столицу Столыпин связывал именно с этим конфликтом, был морально готов к «порке» и защите собственной точки зрения по вопросу агроэкономики.

Совсем из другого теста был сибиряк Балакшин [46] Балакшин Александр Николаевич – подвижник, творец новых, революционных для того времени форм хозяйствования, которые актуальны и сегодня. Главным его детищем стало создание в 1907 году Союза сибирских маслодельных артелей, самой крупной на тот момент кооперативной организации в России, объединившей под своим крылом производство, переработку и сбыт сибирского масла под известным брендом «Белый лебедь» – 2,5 миллиона артельных заводов и лавок, 600 тысяч крестьянских хозяйств с 3-миллионным поголовьем скота, имел годовой оборот в 160 миллионов рублей. Датские фирмы в начале века потратили полмиллиона рублей, чтобы помешать кооперативной организации Балакшина выйти на международный рынок. Эта история чем-то напоминает современные санкции против России. . Александр Николаевич вырос, учился и жил среди самого простого народа, поэтому держал в руках ежедневно его тревоги и мечты. Будучи сам высокообразованным человеком, на крестьянское образование не замахивался, преследуя грандиозные в своей простоте цели – накормить народ и помочь ему выскочить из-под пресса банкиров и спекулянтов. В 1897 году Александр Николаевич основал Курганский отдел Московского общества сельского хозяйства. Тогда же им было открыто два маслодельных завода. В 1900 году он возглавил в Кургане первую организацию по устройству маслодельных кооперативных товариществ, занимавшуюся экспортом сибирского масла за границу, минуя скупщиков-спекулянтов. Артели и кооперативы, почувствовав живые деньги, работали как часы. Экспорт рос. Но Балакшин не успокаивался. Сейчас все мысли кооператора занимало новое детище – кооперативное объединение Союз сибирских маслодельных артелей. Под это дело он уже присмотрел более двадцати филиалов по стране и сбытовую сеть, включающую Англию, Германию, Данию, Швецию, Финляндию. Проблему Балакшин нашел там, где не ждал, – в собственном отечестве. Частные заводчики увидели в его инициативах серьезную конкуренцию и сразу постарались провалить артельное дело, стали вести личную борьбу с Балакшиным, обвиняя его в стремлении наживать с артелей деньги, и даже обвинили его в неблагонадежности.

Заводчики писали жалобы в разные министерства. Иностранные экспортеры тоже принимали различные меры для ликвидации сибирской низовой кооперации. Отправляясь в Петербург, Александр Николаевич с грустью думал, что сейчас по наветам недоброжелателей высочайшим повелением прикроют его лавочку и все дело его жизни окажется забыто-заброшено.

Печальные мысли присутствующих разогнал сам император, стремительно войдя в кабинет и начав без предисловия:

– Уважаемые Петр Аркадьевич и Александр Николаевич! Я принимаю вас в обход стандартных придворных церемоний и разговариваю вне полагающегося такому случаю протокола. Время не терпит, и его не так много, чтобы разбазаривать на никому не нужные политесы. Вы – занятые люди и, надеюсь, поэтому поймете меня. Я в курсе ваших смелых проектов и препятствий, создаваемых для вас недоброжелателями. Скажу даже больше – количество и тех и других по мере продвижения к цели будет только расти. Поэтому предлагаю свою поддержку и надеюсь в обмен на вашу. Мне нужен председатель Совета Министров, и я предлагаю вам, Петр Аркадьевич, занять его должность…

Произнося эти слова, император подводил черту под собственными сомнениями, пережитыми за последние две недели, когда он мучительно выбирал претендента на высшую исполнительную должность. Столыпин с его аграрной реформой являлся образцово-показательным провалом как в краткой, так и в долгосрочной перспективе. Реформа Столыпина подразумевала прежде всего, разрушение крестьянской общины, ликвидацию общинного способа управления землей, закрепление наделов непосредственно за хозяевами, передачу земель в полную и неограниченную собственность сельского жителя. На бумаге все выглядело чинно и благообразно. Землей должны были завладеть самые рукастые, да только житейские овраги переиначили весь первоначальный смысл, и рачительных землепашцев быстро вытеснили кулаки. Те сами землю не обрабатывали, отдавая ее в аренду, а деньги и хлеб – в рост. В результате Столыпинской реформы начали стремительно оформляться и набирать силу не работящие середняки, а новые ухватистые лендлорды. Уйдя от мироеда-помещика, столыпинская реформа пришла к мироеду-кулаку. Не случайно Гражданская война особенно горячо полыхала в 1918–1920 годах там, где аграрная реформа Петра Аркадьевича продвинулась наиболее далеко. Повторять этот печальный опыт император не собирался. Но с другой стороны, Столыпин – мужик-кремень. Один его поход в бунтующую толпу чего стоит! И репрессий Петр Аркадьевич не боится. А это именно то, что сейчас понадобится. Твердость и решительность сегодня важнее столыпинского идеализма в отношении «рачительного хозяина», которого пестует «невидимая рука рынка». Нужное направление придадим, идеализм вылечим. А с крестьянами-хозяевами Столыпина поправит мастер артельных дел Балакшин в ранге министра региональной кооперации…

– Итак, Петр Аркадьевич, – вслух продолжил император, – мне нужен председатель Совета Министров, способный сделать из крестьянской России индустриальную и готовый к самым решительным действиям в случае сопротивления реформам, от кого бы оно ни исходило. Можете не спешить и подумать, хотя время не терпит. Но даже если вы откажетесь, мне все равно интересен ваш взгляд заинтересованного человека на затеянные мной перемены, на их необходимость и своевременность.

Столыпин, не веря ушам своим, медленно поднялся и произнес, тщательно подбирая каждое слово:

– Страны, которым наносились сильные удары, показывали живучесть только тогда, когда брались с большой энергией и охотой за дело своего обновления. Любая остановка здесь кажется мне даже опасной. Опасна она потому, что в свойстве нашего русского характера есть известного рода наклонность к промедлению. Никаких пышных фраз я произносить и не желаю, но в данную минуту мне припоминаются слова, сказанные создателем русского флота, все тем же Петром Великим, при котором впервые застучал топор русского строителя на русских верфях. «Промедление времени смерти безвозвратной подобно» [47] Здесь и далее Столыпин, как и Ленин, говорит в этой книге своими собственными словами из реальной истории, а не придуманными автором. . Что же касаемо решительности и жестокости…

Столыпин остановился на секунду, задумавшись над второй частью предложения императора о самых решительных действиях в случае сопротивления, затем вздохнул и уже твердо продолжил: