Борис Батыршин - Курс на Юг [СИ litres]

Только с третьей попытки удалось завести сложенный втрое брезент так, чтобы он кое-как защищал нижнюю часть амбразуры от волн. Хлипкое сооружение подкрепили изнутри досками, но всем было ясно, что при первом же выстреле всю эту бутафорию как ветром сдует. Серёжу это не волновало: сблизиться на пистолетный выстрел, один-единственный раз выпалить в упор, и таранить!

А там – как Бог даст.

– Бланко Энкалада отворачивает!

Броненосный утюг покатился с развевающимся на корме трёхцветным, с белой звездой, флагом, покатился влево. Собирается встретить их бортовым залпом? Пытается избежать столкновения с замедлившим ход «Кохрейном»? Намерен прикрыть избитый, пылающий с носа до кормы флагман от русских снарядов? Поздно, поздно – высокий борт броненосца превратился в чрезвычайно удобную мишень для главного оружия перуанцев.

На мачте «Тупаке Амару» взвились флажки. На мостике «Лоа» не было сигнальщика – не помещался под бронированным колпаком, где едва хватало места штурвальному и командиру. Но и без сигнальщика Серёжа знал, что требует сделать Повалишин.

– Право один! Цель форштевнем под бизань-мачту!

В каземате «Бланко Энкалады» сверкнуло. Пенно-белый столб вырос у левой скулы «Лоа». Серёжа на несколько секунд перестал что-либо видеть, и только отплёвывался от воды, хлынувшей через смотровые щели. А когда вода схлынула, до чилийского броненосца осталось не больше трёх кабельтовых.

_ Прямо держать!

«Лоа» гудел гигантским барабаном под ударами снарядов малокалиберных орудий. «Одно попадание с такой дистанции из главного калибра – и нам крышка. Десять дюймов слоёного железа на дубовой подложке – это только кажется, что много. Коническая девятидюймовая бомба на такой дистанции пронижет её, как бумагу и взорвётся внутри каземата…»

Новый столб воды у самого борта «Лоа», новый пенный душ – чилийцы успели перезарядить орудие и выстрелить по накатывающемуся железному носорогу.

– Пали, ребята!

Тяжёлое орудие ударило, снося хлипкое прикрытие амбразуры. Серёжа увидел, как броня чилийского броненосца лопнула, пропуская внутрь каземата смертоносный снаряд, и секундой спустя, из пробоины выбросился клуб чёрного дыма, подсвеченный огнём. «Пять… шесть… семь…» – отсчитывал Казанков. Зачем? Он и сам не знал. На счёт «девять» таран с оглушительным грохотом врубился в неприятельский борт точно туда, куда он и целил – под бизань мачту. Страшный удар потряс корпус «Лоа», и Серёжа вместе с матросом-штурвальным полетел кубарем с мостика. И – новый удар, страшнее первого, подбросивший судно почему-то с кормы. Пронзительный вопль, крики боли, ужаса. Каземат мгновенно наполнился обжигающим паром, Серёжина голова ударилась о железную переборку, и всё вокруг затопила чернота…

В себя он пришёл уже в воде.

– Живой, вашбродь?

Это Дырьев. Вцепился в обломок доски, другой рукой поддерживает командира. Футах в десяти волны лижут клёпаную стенку – «Лоа», весь окутанный клубами пара, быстро уходит под воду.

– Что случилось, старшина?

– А пёс его знает, вашбродь! Вроде, котёл взорвался. Кто был абы в кочегарках – всех перекалечило да обварило, а я вот вас через анбразуру выволок на свет божий. А то бы потопли, вашбродие!

– Спасибо тебе, братец. Останусь жив – не забуду.

– Да чего там, вашбродь! Все под Богом ходим…

Серёжа завертел головой. Ничего не видать – пар, дым, плавающие обломки, между ними мячиками прыгают в волнах человеческие головы.

– А чилийцы?

– Тоже потопли. Да вы потерпите, вашбродь, скоро всё узнаете. Вон, шлюпка подходит, сейчас нас подберут. Эй, черти нерусские, здесь мы, здесь! – заорал он, по пояс высовываясь из воды и размахивая рукой.

Серёжу замутило – похоже, удар по голове не прошёл даром. Сквозь туман он слышал шлепки вёсел, испанские голоса, радостную матерщину, которой старшина встретил спасителей. Крепкие руки подхватили его, вытащили из воды, бесцеремонно, словно куль с мукой, перевалили через планширь. Рёбра хрустнули, острая боль пронзила бок – и он снова провалился в беспамятство.

– Что, командора Ривероса нашли?

– Никак нет, вашсокобро… виноват, вашсокопревосходитство! Говорят, убило его осколком в самом начале боя.

Повалишин усмехнулся. Старшина, один из тех, кто вызвался с ним в эту южноамериканскую авантюру, никак не мог привыкнуть, что командир теперь не скромный капитан второго ранга, а полный адмирал.

Впрочем, на таких орлов грех обижаться.

– Обшарьте ещё раз «Кохрейн». Тело-то должно было куда-то деться?

– Так уж искали! Только всё понапрасну – на палубе всё в огне, сущее пекло!

– Тушить. – коротко распорядился Иван Фёдорович.

– Тушим, вашсокопревосходитство, да только рук не хватает, а пленные чилийцы, не шибко-то рвутся помогать.

– А в рыло пробовали?

– Тем и спасаемся. Которые особо упрямые – посулили, что покидаем за борт. Подействовало.

Повалишин навёл трубу на «Бланко Энкалада» Там дела были плохи: чилийский броненосец лежит на боку, а от «Лоа» на поверхности видна только крыша каземата, и по ней гуляют волны. «Манко Капак» и «Атауальпа» уже подошли, спустили шлюпки и вылавливают из воды людей, снимают обречённых кораблей команды.

…вырвавшийся вперёд «Лоа» на всех своих одиннадцати узлах ударил в борт «Бланко Энкалада», и тут же корму броненосного тарана разворотил взрыв. «Паровой котёл, – понял Повалишин, – то ли не выдержал страшного перенапряжения и сотрясения при таране, то ли чилийцы напоследок ухитрились всадить в машинное отделение тот самый «золотой снаряд», разом покончивший с ветхим перуанским ветераном. Но и чилийскому броненосцу хватило с лихвой: кустарный таран «Лоа» оставил в его борту пробоину шириной с ворота амбара. Он сразу осел и накренился, а подошедшие мониторы стали с дистанции в половину кабельтова заколачивать в гибнущего левиафана бомбу за бомбой.

Здесь всё было кончено, и Повалишин скомандовал ворочать влево, обходя место схватки по дуге. Он собрался, было, атаковать «Адмиранте Кохрейн», но увидав, что на его корме полощется белый флаг, приказал сбросить ход и на трёх узлах подвёл «Манко Капак» к борту броненосца. Русская эскадра прекратила огонь и дымила в отдалении, и Повалишин приказал поднять флажный сигнал: «Веду спасательные работы». Избитый, осевший в воду по самые пушечные порты, пылающий от носа до кормы «Кохрейн» зацепили на буксир и поволокли к берегу. Пока броненосец не затонул, его следовало оттащить на мелководье – перуанцам пригодится и такой трофей, учитывая плачевное состояние их собственного флота.

– Позвольте поздравить с победой, сеньор адмирал!

Перед Повалишиным вытянулся в струнку перуанский офицер, его новый адъютант. Белоснежное сукно щеголеватого мундира запятнано пороховой и угольной гарью, но держится бодро – вон, какая улыбка, во все тридцать два зуба…