Борис Батыршин - Курс на Юг [СИ litres]

– А куда я денусь? – вздохнул молодой человек. – Надо – значит надо. Когда прикажете приступить?

– Да вот прямо сейчас и начинайте, чего тянуть? Осмотритесь хорошенько. Главное – машина; нужно, чтобы корабль смог дать одиннадцать узлов хотя бы на полчаса.

– Ясно, Иван Фёдорович. Только позвольте забрать с собой Дырьева и Хуанито – я, вроде как, с ними уже сроднился.

– Забирайте, голубчик, забирайте. А я откланяюсь – надо ещё на «Атауальпу» заглянуть. Командир рапортовал: что-то у них там с поворотным механизмом башни.

– Рычажная система Эриксона, как на «Стрельце»? – понимающе усмехнулся Серёжа. – Как же, помню – сколько мы с ней намаялись…

– Она самая. Так вы беритесь за дело, и чтоб минутки зря не пропало – завтра нам с вами идти в бой.

Гавань Кальяо, внешний рейд

…января 1880 г.

Характеристика, данная бароном Греве командующему чилийской эскадрой, оказалась предельно точной. Сеньор Гальварино Риверос Карденас поначалу пришёл в ярость, разорвал бумагу, полученную от Бутакова и приказал немедленно – вы слышите, НЕМЕДЛЕННО! – атаковать русские корабли. Никто, разумеется, не собирался исполнять этого приказа – вздорный нрав командора был хорошо известен чилийским капитанам, так что они ограничились демонстративно сыгранной боевой тревогой и показушной суетой на палубах. И оказались правы: немного поостыв, сеньор Риверос прикинул соотношение сил и приказ свой отменил. После чего – распорядился выслать шлюпку на «Рэйли», за кептеном Трайоном.

Тот явился примерно через час; за это время командор, полагавший любое ожидание оскорблением командорского достоинства, пришёл в состояние совершеннейшей невменяемости. Он мерил шагами шканцы, то и дело требовал подзорную трубу и обозревал корабли своей эскадры и вытянувшийся в трёх милях мористее ордер русских. Офицеры «Адмиранте Кохрейна» были озабочены только одним – как бы не попасться лишний раз нему на глаза, и старательно изыскивали себе какие-нибудь срочные дела. В бомбовом погребе, в подшкиперской, в кочегарках, на боевых марсах – куда угодно, лишь бы подальше от брызжущего яростью начальства.

Трайон неторопливо поднялся по парадному трапу, вывешенному с правого борта «Кохрейна». За ним следом карабкался по ступенькам мрачный Бёртон с рукой на перевязи. Фалрепные вытянулись по стойке «смирно», засвистали, приветствуя гостей, боцманские дудки. Командир «Рэйли» вступил на палубу чилийского броненосца, как испанский конкистадор в захваченный дворец Монтесумы – решительно, самоуверенно, не снисходя до суетящихся вокруг аборигенов. При виде этого командор помрачнел ещё больше, но сдержал рвавшуюся с языка испанскую брань. С Королевским Флотом не шутят.

Беседа не затянулась. Риверос объявил, что намерен атаковать русских, не дожидаясь окончания срока, указанного в ультиматуме, а именно – на рассвете. И категорически потребовал, чтобы кептен Трайон, представляющий дружественную Чили Британскую Империю, присоединился к его эскадре. «У противника в линии два броненосных фрегата, заявил он, а так же «Клеопатра», почти однотипная с «Рэйли». Если вы займёте место в нашем ордере, то силы сравняются. Мы даже будем иметь некоторый перевес, за счёт солидной броневой защиты «Кохрейна» и «Бланка Энкалады»!

Но Трайон с ходу отверг претензии чилийца. «Прошу сеньора командора правильно меня понять. – заявил он. – Британия заключила с русскими мир, и мне бы не хотелось идти под суд, гробить свою карьеру ради нескольких выстрелов в войне, в которой моя страна формально не принимает участия. К тому же «Рэйли» получил повреждения в недавней стычке: снаряд, пущенный с бельгийского парохода, проделал в палубе возле грот-мачты здоровенную дыру и вывел из строя орудие правого плутонга. Команда до сих пор возится с починкой. Так что, сеньор командор… – тут он вытянулся, положив руку на рукоять кортика, – Королевский Флот желает вам успеха, но увы, не имеет возможности оказать требуемую помощь. Засим – вынужден откланяться, дела требуют моего присутствия на фрегате…

Сказал, надменно улыбнулся, развернулся на каблуках – и вслед за Бёртоном, так и не вставившим ни слова в этот разговор, направился к трапу. Командор Риверос стоял, как оплёванный: больше всего ему хотелось арестовать чванливого кептена и приказать его расстрелять – здесь же, на палубе своего флагмана.

К сожалению, об этом приходится только мечтать. Во-первых дипломатия: республика Чили не может позволить себе роскошь ссориться в разгар войны с самым могущественным своим союзником. А во вторых – завтра сражение, возможно, решающее в этой затянувшейся кампании. И противник на этот раз будет посерьёзнее перуанского адмирала Мигеля Грау.

У побережья Перу, Гавань Кальяо.

Внешний рейд.

…января 1880 г.

Утром, в 7.25 по меридиану Кальяо и в 1.25 по Гринвичу, ровно за два часа до истечения срока ультиматума, чилийская броненосная колонна двинулась навстречу русской эскадре. На фок-мачте головного «Кохрейна» взвилась пёстрая гирлянда сигнальных флажков Международного Свода.

– Пишут: «Принуждён вас атаковать». – разобрал Греве. Ну, Веня, дружище, началось! Наши двинули напересечку!

«Луиза-Мария» стоит на милю мористее русского боевого ордера. На её лениво колышется бельгийский флаг, обозначая нейтральный статус судна. Поблизости, в трёх кабельтовых дымит единственной трубой шлюп-авизо «Скоморох», британский трофей, носивший ранее имя «Сипай». Орудия на обоих изготовлены к бою, но пока не развёрнуты на противника.

Точно так же держатся в отдалении от готовой разыграться баталии чилийские корветы – «Магальянес» и «Чакабуко», брат-близнец потопленного в недавнем бою «О'Хиггинса». Этим шустрым, но лишённым хоть какой-то защиты корабликам нечего делать в схватке бронированных носорогов. У «Клеопатры», замыкающей русский ордер, тоже нет ни блиндированных казематов, ни броневого пояса – только карапасная, напоминающая выпуклый черепаший панцирь, броневая палуба толщиной чуть больше дюйма. Но это всё же лучше, чем ничего, и позволяет фрегату занять место в линии, а не отсиживаться, подобно корветской мелочи, в боевом охранении.

Остелецкий поднял бинокль. У наклонного форштевня «Герцога Эдинбургского» вырос бурун, из обеих труб клубами валит жирный угольный дым – эскадра Бутакова сдвинулась с места и набирала ход. На сигнальных фалах флагмана заполоскался единственный флажок, шахматное поле, две красные и две белые клетки.

– «Восьмёрка». – сказал барон. – «Ваш курс ведёт к опасности». Что ж, сеньор Риверос, вас предупредили…