Александр Михайловский - Оперативное вмешательство [СИ litres]

Бригитта Бергман.

От ночного разговора с лейтенантом де Мезьер я благоразумно отказалась. Было видно, что девочка устала, да и я находилась не в лучшей форме. После всего пережитого и присоединения к Единству товарища Серегина голова у меня плыла, будто я без закуски выпила бутылку русской водки. Это был уже не первый раз, когда судьба моя круто ломалась, деля жизнь на «до» и «после».

Когда сгорел рейхстаг, мне было одиннадцать, и я прекрасно понимала, в какую бездну покатилась Германия. Позже я присоединилась к антифашистскому подполью, малочисленному и бессильному, но я просто не могла оставаться в стороне от борьбы за умы моих одураченных соотечественников. Против государственной машины подавления мы не могли сделать почти ничего, но никто не посмел бы сказать, что мы сдались без борьбы. Где-то далеко Восточный фронт пожирал жизни немецких солдат как кровожадное доисторическое чудовище, на города Германии падали британские и американские бомбы, а мы старались убедить немцев, что во всех их бедах виновен только безумный от рождения Адольф Гитлер.

Затем последовал арест: нашу молодежную группу выдал гестапо малодушный предатель. Меня и моих товарищей наскоро судили, и приговорили к гильотинированию. Только на эту процедуру была еще очередь: Рейх не успевал убивать своих граждан, признанных неблагонадежными, так что мне было не привыкать хоронить себя заранее и ждать смерти. И вот февральской ночью сорок пятого года на территорию тюрьмы, сбив броней ворота, ворвались русские танки, а плохо выбритые солдаты в ватных фуфайках и зимних шапках перестреляли охрану из своих автоматов. Тогда я особенно остро почувствовала хмельной вкус жизни и свободы, и ошибочно решила, что дальше все будет хорошо.

А на двадцатом съезде Коммунистической Партии Советского Союза маленький лысый придурок ради своих сиюминутных хотелок предал нас в первый раз – и идея социализма захромала на обе ноги. После этого все, во что верила я и мои товарищи, грубо растоптали и заменили дешевым эрзацем. А после краха ГДР нас предали во второй раз, уже окончательно. Тогда мне не хотелось больше жить, но я считала, что пустить себе пулю в висок – слишком просто и как-то унизительно. Бригитта Бергман никогда не сдавалась, и боролась до конца даже в самых безнадежных условиях.

Убегая в лес, я твердо решила, что погибну в бою, но не дамся врагу живой… Но вместо этого, как сказал Серегин, «случился межмировой переход», и я загремела в неведомые тартарары. Дальше все слилось в сплошной кошмар; пистолет во время перехода куда-то делся, и я не могла даже покончить с собой. Оставалось только грязно ругаться… Потом меня захватили, связали и, словно овцу, продали людям местного Тевтонского Ордена, выглядевшим как помесь нацистов и средневековых ландскнехтов. Второй раз в жизни я очутилась в гестапо. Только на этот раз меня совсем не били и почти не допрашивали. На меня даже боялись лишний раз посмотреть. Я сразу почувствовала, что все в том месте было пропитано страхом перед той неведомой силой, которая предъявляла на меня свои права. Криминальассистент Вайс, занимавшийся моим делом, стремился как можно скорее оформить все необходимые документы и сбыть меня с рук. И я ему помогала как могла, изображая человека, который от пережитых потрясений сошел с ума.

Фельджандармы Ордена передали меня молодой девушке, обмундированной как офицер Советской Армии, и та приказала развязать мне руки, а потом повела за собой в какое-то другое место – жаркое, как адское пекло. Это был еще один шок: открывается дыра прямо в воздухе, делаешь шаг – и ты уже под иными небесами… А там вместо тюрьмы – госпиталь, вместо допроса – медицинский осмотр, а потом, «на сладкое» – ванна, до краев наполненная теплой искрящейся водой, в которой я даже умудрилась расслабиться и задремать. А уж когда вместо моей старой одежды или тюремного халата мне выдали новенькое солдатское белье и местную армейскую униформу без знаков различия, я подумала, что для чего-то нужна этим странным русским, которые возились со мной не как с нежелательной иностранкой и потенциальной заключенной, а как с важной и долгожданной гостьей…

И настал тот момент, когда я вслед за товарищем Серегиным произнесла слова встречной страшной клятвы. При этом я испытала самый настоящий оргазм… И дело было даже не в обещанной второй молодости, а в том, что здесь не делят людей по сортам, не злословят, не лгут, не предают и не бьют в спину, – так сказал мне создатель этой могущественной армии единомышленников и я сразу ему поверила. Это было для меня внове, ибо организация, в которой я служила до своей отставки, не была свободна от этих родимых пятен капитализма. Интриги и подсиживания были там обычным делом, и надо было следить в оба, чтобы кто-то из коллег не ухватил тебя за зад. Сначала я не понимала, для чего товарищу Серегину понадобился человек с моим опытом и талантами, и только через некоторое время до меня дошло, что применять свои умения мне придется за пределами круга тех, кого тут считают своими.

К новому положению дел надо было привыкнуть, и в первую очередь мне следовало разобраться в самой себе. В лейтенанте Гретхен де Мезьер (уж не знаю, какое отношение она имеет к Лотару де Мезьеру, последнему премьер-министру ГДР) я разобралась сразу. Эта девочка родилась в скверне нацизма, но потом смогла круто изменить свою жизнь, и сейчас старалась изжить стереотипы, усвоенные ею в детстве. Поэтому я поблагодарила ее за проявленную заботу, попросив оставить меня в одиночестве. Быстро, не чувствуя вкуса, съела оставленный для меня ужин, после чего, отказавшись от помощи так называемых невидимых слуг, разделась и легла в уже расстеленную постель. Едва моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

Тогда же и там же. Сон Бригитты Бергман.

Это был очень странный сон, запомнившийся мне во всех деталях. Я сидела за столом в темной комнате; в круге света была только лежащий передо мной рукописный фолиант с вытесненной на черной кожаной обложке багровой надписью: «Фридрих Вильгельм фон Меллентин. Записки о Великой Войне. Книга Битв и Книга Исхода». Я женщина образованная, и фамилия «фон Меллентин» мне была хорошо известна, но вот такой книги этот персонаж не писал… Будто против моей воли, руки сами раскрыли фолиант примерно в одной трети от начала, и я прочла заглавие: «Часть пятая. Операция Блау». Сначала нехотя, а потом с все большим с интересом я принялась читать текст, записанный каллиграфическим почерком профессионального книжного переписчика.

Обычно, если читаешь во сне книгу, то либо не можешь разобрать букв, либо не понимаешь или не запоминаешь содержимого, но тут все было не так. Уже после первой страницы я поняла, что это не наша история. В моем прошлом, я это прекрасно помню, Гитлер летом сорок второго года не перебрасывал танковую армию Роммеля, в которой служил фон Меллентин, из Африки на Восточный фронт, и Британия не была союзником Третьего Рейха. И в то же время у меня не возникло сомнений в подлинности этого текста. Идея о множественности миров уже проникла в мое сознание, я лишь не могла понять, сложилось такое положение в результате естественных исторических флуктуаций или тут вволю порезвился попавший в прошлое русский патриот вроде милейшего капитана Серегина.