Роман Злотников - Крушение империи [litres]

Мэтр благосклонно наклонил седую голову. Но затем все-таки настоятельно повторил:

– И все равно я хотел бы услышать от вас хоть какие-нибудь ориентиры. Я, конечно, могу сделать все по-своему, но в этой квартире жить вам, а не мне.

– Хм, ну если совсем уж в общих чертах… – я задумался. – Давайте попробуем соблюсти в будущем интерьере следующие принципы. Во-первых, он должен быть удобным. То есть внешний вид для нас вторичен. Хотелось бы, конечно, чтобы он радовал глаз, но если в угоду дизайну будет принесено в жертву удобство – это не тот результат, который хотелось бы иметь, – я сделал паузу, внимательно отслеживая реакцию мэтра. Но тот лишь чуть растянул губы в легкой улыбке. – Во-вторых – уют. И уже только в-третьих – элегантность и вкус. Причем мы хотим минимум вычурности. Минимум позолоты и элементов барокко. Никаких «Луи XIV» и его наследников. – Я сделал паузу, наморщил лоб и закончил с некоторым сомнением в голосе: – Если же говорить об общем стиле, то я бы, пожалуй, задумался об ар-нуво. Если ты, конечно, не против, дорогая?

Аленка нервно улыбнулась и замотала головой.

– Что ж, я вас понял, – мэтр величественно наклонил голову и, достав из кармана массивную старомодную рулетку в латунном корпусе, двинулся внутрь квартиры…

И вот уже третий месяц мы жили в условиях непрекращающегося ремонта.

– Как старшенькая? – поинтересовался я у жены, когда она поставила мне еду и забрала из рук сына.

– Совсем у Маргариты Львовны обжилась. Та достала с антресолей старые, еще довоенные целлулоидные куклы, так она теперь с ними возится – кормит их, одевает, раздевает, спать укладывает. А еще они с Маргаритой Львовной им одежку шьют на швейной машинке. А как твои успехи?

– Да нормально. Через неделю экзамен, и все – я пилот! – гордо сообщил я жене, после чего вздохнул: – А в следующем месяце снова придется лететь в США.

Аленка слегка пригорюнилась.

– Ну надо так надо…

Мне тоже погрустнело. В США в прошлой жизни я был всего лишь дважды. С этой страной у меня как-то не сложилось. В первый прилет, прежде чем дать доступ к слоту, наш самолет сорок минут продержали на стоянке, потом при прохождении погранконтроля четверо из пяти пограничников-негров (идут они в жопу со своей политкорректностью) встали и пошли обедать, оставив триста пятьдесят русских туристов на всего одного коллегу. А затем меня достал экскурсовод из числа бывших «наших», не столько ведущий экскурсию, сколько изо всех сил «пышающийся» перед нами тем, какой он был умный, что уехал, и как он хорошо устроился в США. Он рассказал нам про свой дом, про новую машину, про дочь, которой вот только что «одобрили кредит на триста тысяч долларов на покупку дома»… а когда кто-то из нашей группы попросил его «вернуться к теме» и рассказать хотя бы про Бруклинский мост, который мы сейчас проезжали, страшно оскорбился и начал, брызгая слюной, вещать о нашем неизбывном «рабском менталитете». А потом меня еще обсчитали в кафе… ну не совсем обсчитали – просто у них цены в меню были указаны без налога штата, а чаевые, как выяснилось, официанты кладут себе в карман, даже не спрашивая. Но когда ты наел, по ценам, указанным в меню, на шестьдесят долларов, а с тебя, ничтоже сумняшеся, взяли сто – это как-то напрягает, знаете ли… Короче, Америка была совершенно не той страной, в которую мне так уж хотелось поехать. Хотя, скажем, национальные парки там были реально классные. Плюс я привык как-то путешествовать «кучей». Семьей. Ну или как минимум с Аленкой. И в прошлой жизни, и даже уже здесь. А тут приходилось лететь одному.

Я как раз закончил с ужином, когда на кухню заглянул старший из отделочников – натурализовавшийся во Франции серб, умевший немного разговаривать по-русски. Вероятно, поэтому он и был поставлен старшим.

– На съедня ми закнчили, мсье, – сообщил он мне.

– Хорошо. Долго вам еще осталось?

Серб наморщил лоб и поднял очи горе.

– Дъюмай, до конц следушай недъелья сделай.

Этот ответ меня порадовал. И в первую очередь своей конкретностью. Потому что раньше он мне на него отвечал очень расплывчато.

В принципе то, что получалось, мне нравилось. А Аленку вообще приводило в восторг. Приглушенные краски, асимметричность, гнутые переплеты, витражи в стиле Альфонса Мухи, но при этом вся квартира – от прихожей до гостевой спальни – реально представляла собой единый ансамбль… Вот только жить на стройке уже надоело хуже горькой редьки. И ладно еще я со своими аэро– и яхт-клубами регулярно вырывался из дома, а вот Аленке с мелким удавалось абстрагироваться от ремонта, только убежав погулять. Ну или сходить к Маргарите Львовне, проведать ее и дочу…

На выходные мы, как обычно, поехали проведать родных. Мы и раньше частенько так делали, но с началом ремонта стали уезжать совсем регулярно и на куда подольше – иногда даже с парой ночевок. Дети нас в этом, можно считать, горячо поддерживали. Доча вообще любила путешествовать, а мелкому было все равно где спать. Лишь бы мамина сиська оставалась в быстром доступе.

Чаще всего на выходные все съезжались в, так сказать, «родовое поместье» – деревенский дом, в родной деревне моей бабуси. Этот дом построил мой прадед своими собственными руками. В прошлой жизни мы в конце семидесятых обменяли его на другой, расположенный на противоположном конце деревни. Потому что прошел слух, что ниже по течению собираются строить плотину для мини-ГЭС, и наш старый дом попадает то ли под затопление, то ли в санитарную зону. Вследствие чего обязательно будет снесен… Всем деревенским, чьи дома также попадали в эту зону, должны были предоставить квартиры в пятиэтажных домах на поселке и выделить землю под огород, но мои дедуся и бабуся, вследствие того, что уже имели жилье в нашем городке и были в нем прописаны, с этим пролетали. Да и не нужна им была квартира. Так что в тот раз они согласились на обмен, несмотря на то, что новый дом был гораздо меньше и хуже нашего. Кроме того, он еще незадолго до того горел, после чего был отремонтирован очень спустя рукава. Да и выглядел он на фоне нашего весьма убого. Дело в том, что мой прадедушка работал старшим мастером на игрушечной фабрике, то есть управлялся с деревом он виртуозно. Вследствие чего построенный им дом был богато украшен резными деталями, а струганые бревна стен внутри были умело обработаны морилкой и лаком. То есть обмен был ни разу не равноценным. Да и к тому же ненужным. Потому что строительство ГЭС отменили, и никто ничего сносить так и не стал… А вот на этот раз мне удалось его предотвратить. Анекдотом. Про «советский рай». Ну помните? Умерли русский, немец и поляк – попали в чистилище, а там их и спрашивают: «В какой ад хотите?» Немец говорит: «Конечно в немецкий!» Поляк, естественно, захотел в польский. Ну а русский – в советский. Встречаются они через год. Немец – такой с подрумянившимися боками, со сгоревшей шевелюрой, поляк вообще обгорело-черный, а русский – какой был, такой и остался. То есть розовый и довольный… Ну и начали они делиться впечатлениями. Немец говорит: «У нас – полный орднунг! Котлы разжигают строго вовремя, температуру держат какую нужно, котлы моем по расписанию». Поляк подбоченился и заявляет: «А я своих чертей по струнке построил – угля кидают в два раза больше, котлы моют сами, а нас на то время, когда котлы моют, прямо в кострах держат. Так что я им спуску не даю!» Ну а русский зевнул и махнул рукой: «А у нас как всегда – то угля не завезли, то котлы на обслуживание поставили, то черти в отпуск ушли, то водопровод прохудился. Я за этот год так ни разу в котле и не был…» Ну я и намекнул, что с плотиной точно так же будет. И если мы поторопимся, то сменяем даже не шило на мыло, а шило на ржавые и гнутые гвозди… Дед посмеялся, но решил сначала немного подождать, потом еще немного, ну а затем стало понятно, что я прав. Так мы и остались в старом доме.