Владислав Конюшевский - Длинные версты [litres]

Дела-а-а… Закурив очередную папиросу, я спросил:

– А в Финляндии что? По сводкам, там какие-то добровольцы и латышские стрелки, во главе с «товарищем» Троцким, вовсю геройствуют? Эти-то как туда попали?

Жилин крайне самодовольно надулся, но потом сдулся, потер лицо рукой и сказал:

– Эх, знал бы ты, чего мне это стоило. Сколько времени, нервов и бабок… Но зато теперь наиболее радикальные красные отморозки вовсю режут националистически настроенных финских отморозков. Что, по официальной задумке, должно обеспечить советизацию Финляндии, но в реальности, скорее всего, просто долгую «любовь» между финнами и прибалтами.

Я удивился:

– Что значит «в реальности»? И не понял – «Суоми наш», или как?

Иван лишь рукой махнул и честно ответил:

– Вряд ли. Там французы вякают, да из Швеции и Норвегии толпы добровольцев в помощь финнам прут. Так что, в конце концов, «стрелков» и тамошних революционеров задавят. Но и самой финке, после локальной гражданской войны, переходящей в мясорубку, станет вовсе не до территориальных претензий. Население-то или вырезается, или разбегается. Зато одно можно сказать точно – хрен им, а не Петсамо! Да и от Питера до финской границы будет не менее двухсот – двухсот пятидесяти километров по прямой. Финляндия, как суверенная страна, наверняка состоится, уж больно Антанта за это ратует, но будет несколько поменьше по территории, чем мы с тобой привыкли видеть.

Почесав затылок, я неожиданно вспомнил:

– Слушай, я как-то читал, что там вот эти националисты некоренное гражданское население активно уничтожали. Семьи морских офицеров, да и просто обычных людей.

Седой опять задрал нос:

– Все учтено могучим ураганом. Была разработана операция, и мы вывозим всех желающих в Россию.

– А кто не желает?

Собеседник пожал плечами:

– Тот сам себе злобный буратино. Там ведь, помимо националистов, Троцкий развернулся в лучших своих традициях. Уж очень человек хочет пронести знамя революции в Европу. Поэтому только щепки летят…

Я взволновался:

– Э! А потом его оттуда вышибут и все эти выкрутасы на нас повесят! Ты об этом думал?

Жилин, ткнув меня пальцем, словно дядя Сэм с американского плаката, выдал:

– В корень глядишь! Поэтому сейчас специальная команда там применяет новинку – подготовку полной документации преступлений националистических банд по отношению к мирным жителям. Протоколируют все, ну как ты, с теми ранеными, что немцы убили, сделал. Только еще включая фото– и киносъемку. А лишь кто-то вздумает разевать рот, вот этими материалами рот и заткнем. Ну и заодно также документируются все «подвиги» Льва Давидовича с его орлами. Чтобы при нужде всегда можно было прижать. Не у нас. А так скажем, перед «лицом мировой общественности», если он за бугор лыжи вдруг навострит. Троцкий – жук очень хитрый, но у меня удачно получилось ему мозги запудрить, и теперь у него обратного хода нет. Так что никогда не быть Лейбе наркомом по военным делам. Пока он в Финляндии «геройствует», время уйдет. А потом уже станет поздно дергаться, пытаясь хапнуть власти. Но даже если и начнет, то ледоруб давно запасен…

Несколько ошарашенный столь вопиющим отходом от канонов, я какое-то время помолчал, переваривая ситуацию. Блин… Все-таки Иван глубоко либеральный человек. Столько телодвижений, вместо простой пули в башку. С другой стороны, еще в первый раз, когда я предлагал без затей ликвидировать «политическую проститутку», Жилин отказался, сказав, что Троцкий входит в какие-то его далеко идущие планы. Вот значит, что там за планы были… Настолько прополоскать мозги «Демону Революции», это надо уметь! Такого ни Ленин, ни даже Сталин сделать не смогли. А Седому удалось… Но как это у него вообще вышло? Он что, мля, колдун, что ли?

Тут у меня мысль вильнула в нужную сторону. А ведь так и есть! Именно что колдун, такой же, как и я. Только он здесь дольше трется и подарки Сатихаарли у него развернулись в большей степени. Поэтому спросил прямо:

– Как у тебя это вообще получилось? Возможностями «зеленого гробика» воспользовался?

Жилин сморщился, словно от зубной боли:

– Да чуть не сдох. Два месяца, почти каждый день, с ним под видом совещаний работал. И это я еще его внутренние базовые установки и воззрения почти никак не цеплял! Пару раз чуть не спалился, когда носом кровь идти начинала. Хорошо, отмазывался последствиями ранения. Так что меня теперь совсем больным считают…

Этот ответ меня несколько успокоил, а Седой, невесело усмехнувшись, спросил:

– Что? На себя примеряешь? Зря. Процесс внушения очень долгий и очень муторный. И я сильно сомневаюсь, что на тебя это вообще подействует. Все-таки в одних «гробиках» лежали… Да и незачем мне подобной хренью по отношению к тебе заниматься. Я все-таки целым замдиректора был и в людях разбираюсь. Ты ведь не врал, когда говорил, что власть тебя особо не привлекает. Что там надо быть либо прошаренным трудоголиком с высочайшим скилом интригана, либо кончить, как Коля номер два. А тебе больше интересна техника. И чтобы при этом никто не мешал, так как интриганов и мешальщиков будешь просто отстреливать. В целях недопущения массового геноцида, мы договорились, что каждый станет заниматься своим направлением, и я тебе дам полное прикрытие сверху. Договоренности в силе?

Я улыбнулся:

– В силе. Просто меня твои новые умения несколько напрягли…

Собеседник пробурчал:

– Понятное дело. С другой стороны, я о твоих способностях почти ничего не знаю. И ничего, не напрягаюсь.

– Вот тут, батенька, соврамши. Ты же не идиот, чтобы даже гипотетическую опасность недооценивать. Просто понимаешь, что мы друг другу не конкуренты. В одной упряжке бежим. А прикинь, если бы я оказался либерально настроенным общечеловеком? Истово поклоняющимся светлому граду на холме? Вот было бы «весело»!

Жилин отмахнулся:

– Откуда в Сирии общечеловеки? Это же не офис «Новой газеты». Там стреляют, поэтому подобные не водятся.

Мы, поглядев друг на друга, рассмеялись, и, пользуясь моментом, я решил уточнить:

– Кстати, про кадры. Что там за новый нарком по военным делам нарисовался? Некто Чибисов. Вообще про него раньше не слышал. Что собой представляет?

Седой, посерьезнев, коротко ответил:

– Геннадий Аристархович наш человек. Я его еще в тринадцатом нашел. Тогда же он и в партию вступил. Грамотный, волевой, преданный. – И видно, сообразив, что находится не на заседании партайгеноссе, проталкивая нужную кандидатуру, закруглился: – В общем, еще раз скажу – наш человек. Без закидонов.

Я понимающе кивнул, а собеседник неожиданно вспомнил еще об одном персонаже:

– Слушай, тут мне охрана с утра доложила о каком-то кадре, рвущемся встретиться. Говорит, что с Чуром пришел. Но при этом приехал из Франции. Не просветишь, кто таков и чего ему надо?