Александр Калмыков - На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь [сборник litres]

– Ладно, можешь не агитировать, – вздохнул Алексей. – Все понимаю.

– Между прочим, я тут тоже не ради вкусной еды и горячей ванны сижу, и на фронт не меньше твоего рвусь. Воевать, конечно, страшно, но я чувствую, что должен. А здесь остаюсь, потому что так надо.

Вот тут я отвел глаза, потому что немного слукавил. Все, что я говорил, было чистой правдой, но только несколько дней назад. А теперь меня сдерживал еще один фактор.

– Да еще, честно говоря, думаю предложение девушке сделать, – признался я.

– Ну и женись, в чем проблема?

– Так прежде еще надо получить разрешение в госбезопасности, а я что-то, ну как бы сказать, э-э…

Я растерянно замолчал, но Леонов тут же вошел в мое положение:

– Если тебя смущает обращаться с такой просьбой к руководству, давай я пошлю запрос. Разрешат, ну и хорошо. А если ответят нет, то по крайней мере будешь точно знать, что это запрещено.

– Будь добр, выручи, – обрадовался я. – А кстати, что у вас говорят девушкам в подобных случаях?

– Ну, что «один старший лейтенант хотел бы с вами расписаться». А она, если согласна, ответит да.

Весь вечер мы провели как на иголках, ежеминутно заходя на кухню, где висела тарелка репродуктора, и прислушиваясь, нет ли новых известий. Я пытался что-то писать, но не закрывал дверь в кабинет, чтобы вдруг не пропустить внеочередную сводку. Леонов с Авдеевым, казалось, исчертили карту уже до дыр, но все равно продолжали с ней возиться. Прислушиваясь краем уха к их разговору, я вдруг услышал странную фразу:

– А что, если засланцы…

Такое знакомое слово заставило меня тут же подскочить с выпученными глазами и поинтересоваться, о чем это они говорят.

– Ну, мы считаем, что теперь наши войска планируют овладеть городом Сланцы, – смущенно пояснил Павел, не понимавший, что со мной произошло, – и двигаться дальше на юго-восток.

– А, понятно, «за Сланцы», – растерянно протянул я и снова вернулся в свою комнату.

Так мы и прослонялись до полуночи, когда телефонный звонок заставил всех вскочить. Ординарец первым схватил трубку. Выслушав с каменным лицом, он растерянно повернулся к нам.

– Нужно выезжать. Машину с охраной уже прислали.

– Времени сколько, – недовольно пробурчал я, – уже комендантский час давно. Что случилось-то?

– Тебя вызывает товарищ Берия.

«Что еще за напасть такая, – раздраженно думал я, пока мы колесили по городу, объезжая баррикады. – Две недели здесь торчу, и никому из руководства страны в голову не приходило встретиться со мной. А тут вдруг ночью приспичило. Может, немцы прорвались, или еще какая напасть приключилась, но я-то тут при чем? История теперь пишется заново, да и фронтом занимается Шапошников, а не Берия. Что от меня понадобилось НКВД такого, что даже полковнику, ну, в смысле майору госбезопасности, не могли доверить? А, ну конечно, они поняли, что толку от меня уже мало, и решили спрятать куда подальше».

Алексей, сидевший за рулем, всю дорогу оживленно, но шепотом переговаривался с Павлом. Наивные, думают, что со мной сейчас будут обсуждать планы большого наступления. Ко мне ребята с вопросами не обращались, трактуя мое молчание как напряженную работу мозга, разрабатывающего очередной грандиозный замысел.

Когда «эмка» притормозила, вместо кремлевских башен, которые я ожидал увидеть, перед нами появился небольшой особняк. Улица, на которой мы остановились, похоже, была Садовым кольцом. Ну точно, к Берии приехали. В отличие от других наркомов, он живет не в Кремле, а за его стенами, и здесь же часто работает.

Сдавая полушубки в гардеробе, здесь хотя топят помещение лишь вполсилы, но без верхней одежды вполне комфортно, я заметил, что на вешалке висят два женских пальтишка. Самые обычные, в таких же ходят и Аня с Зоей. Неужели оказались правдивы либерастные сказки о бедных девушках, насильно затаскиваемых в логово злодея? Да нет, наверно, просто обслуживающий персонал.

Майор-энкавэдэшник, сидевший в приемной, или вернее в прихожей, записал меня в журнал и вежливо передал его другому дежурному.

– Проходите, товарищ Соколов. А вы, товарищи, подождите здесь.

Пройдя по короткому коридору, мы остановились перед обычной дверью, на которой не было никаких надписей. Лейтенант госбезопасности, сопровождавший меня, еле заметно кивнул и тихо произнес:

– Вам сюда.

Сам он заходить не собирался, впрочем, я тоже не спешил. Сначала вздохнул поглубже и попробовал успокоиться, переключившись на второстепенную проблему, а именно, как правильно обращаться к Берии – по фамилии, по должности или по званию. Последнее, впрочем, отметалось, так как я его не помнил. Энкавэдэшник не торопил, привыкнув к тому, что перед посещением наркома людям свойственно слегка волноваться. Наконец, заметив, что клиент готов, он распахнул дверь, и я шагнул в неизвестность.

Вот это да! За длинным столом, кроме Берии, еще сидели сестры Жмыховы. Вид у девушек был весьма озадаченный, но отнюдь не испуганный. Они держали в руках чашки, какие-то печеньки и разглядывали фотоальбом.

– Вот это мы с семьей на море, – голосом доброго дядюшки пояснял нарком. – А вот мы с товарищем Сталиным сажаем деревья на аэродроме под Смоленском. Заходите, товарищ Соколов, присаживайтесь. Вы что будете, чай или кофе?

– Нет, нет, спасибо. – Сразу вспомнилась либерастная легенда о том, что в тридцать седьмом выражение «пить кофе с Берией» означало попасть в тюрьму. И пусть он тогда никакого отношения к НКВД не имел, но осадочек от этой басни остался.

Впрочем, впечатление нарком производил самое благоприятное. Интеллигентное лицо, пенсне. Глядел я на него, наверно, слишком пристально, к чему нарком явно не привык, но он вежливо перевел все в шутку:

– Вы так смотрите внимательно. Я разве отличаюсь от своих портретов?

– Извините, просто засмотрелся на пенсне ваше знаменитое.

Лаврентий Павлович уже знал, что попаданцы существа несколько необычные и до крайности любопытные, так что шокирован он не был. Наоборот, нарком с хитрой миной снял свое пенсне и протянул мне:

– Желаете взглянуть, пожалуйста.

Ну вот, одна загадка истории разгадана – стекла-то у него простые. Может, просто с возрастом близорукость постепенно прошла, а привычка носить пенсне осталась. Или он с самого начала надевал его для солидности, ведь Лаврентий Павлович занял высокие посты в весьма юном возрасте.

Увидев наркома без его постоянного атрибута, так что он перестал быть похожим на самого себя, я, не выдержав, издал тихий смешок, да и девушки заулыбались. Напряжение со всех сразу спало. Психолог, мать его. Вызвал-то зачем? Тот же вопрос буквально светился в глазах у всех, и Берия, не теряя времени, перешел к делу: