Александр Калмыков - На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь [сборник litres]

Так, попробую взять себя в руки и составлю алгоритм действий. Чтобы разобраться в непонятной ситуации, надо сначала найти людей и расспросить их, что же тут такое происходит. Вот только где можно разыскать местных жителей, если впотьмах ни одной деревушки не видно? Единственным зданием, находящимся в пределах видимости, была большая полуразрушенная церковь, и я решил пойти к ней. Авось, встречу кого-нибудь.

Неожиданно сквозь постоянный шум разрывов послышался слабый стон. Так как других планов у меня все равно не было, я поспешил в ту сторону, посмотреть, не нужна ли моя помощь. В слабом свете зари мне удалось разглядеть сидевшего на ящике раненого солдата, держащегося за окровавленную ногу и тихонько ругающего немцев. На нем была форма бойца Красной армии начала сороковых годов, и я облегченно вздохнул, догадавшись, что тут происходит:

– У вас тут что, тоже реконструкция?

– Никак нет, там бой идет, – устало объяснил красноармеец. – Я нес боеприпасы, но мне шальным осколком ногу задело.

– Я вам сейчас помогу.

– Не надо, товарищ, – решительно возразил боец, хотя из порванной брючины у него сочилась кровь. – Лучше отнеси патроны на передовую, а до медсанбата я сам как-нибудь доберусь.

Не слушая возражений, я достал из автомобильной аптечки бинт в стерильной упаковке, разрезал ножницами штанину и быстро обмотал раненую голень солдата. Спасибо приобретенному в ролевых играх опыту перевязки, он сейчас оказался весьма кстати.

– Похоже, перелома нет, так что сейчас возьмете палку и дойдете до медпункта. Только на раненую ногу не опирайтесь. А почему у вас нет индпакета, вы же могли кровью истечь?

– Еще в августе последние бинты израсходовали, – нахмурился от неприятных воспоминаний красноармеец. – А когда из окружения выходили, то все имущество пришлось оставить. Нам бы на формировку, но приходится фронт держать.

Окружение, фронт. Это я где или, вернее, когда? И тут меня посетила просто великолепная идея, как можно узнать текущую дату, не вызывая подозрений.

– Боец, а у вас сотрясения мозга нет? Сознание ясное?

– Так точно. А вы товарищ… уполномоченный? – Видимо, из-за кожаной куртки он принял меня за опера или особиста.

– Нет, меня еще не призвали. Старший лейтенант запаса Андреев. Давайте проверим ваше состояние. Назовите свое имя и сегодняшнюю дату. – Спрашивать о номере части я поостерегся, все-таки военная тайна.

– Федоров я, Василий. А сегодня 18 сентября 1941 года.

– Вот как. – Мои подозрения, к сожалению, оправдались. – Ну хорошо, а теперь поспешите в санчасть, а я займусь боеприпасами.

Федоров заковылял в медсанбат, опираясь на палку, а я схватил тяжеленный ящик, взвалил на плечо и зашагал в сторону передовой. Произошедшее было для меня некоторым шоком, хотя надо признать, не очень сильным. Прочитав не один десяток книг про попаданцев, я не относился к происходящему как к чему-то невероятному. Вопросов, что делать, тоже не возникло. Надо помогать своей стране. Вот только как? Если бы у меня имелся мобильник или еще какие-нибудь устройства из будущего, то все было бы просто. Но все электронные устройства остались в машине, а без них мне никто не поверит. Значит, вариант «всезнающего советника» Верховного отпадает. Что еще остается? Устроиться где-нибудь на завод или в КБ я не могу, навыков работы без компьютера у меня, конечно, нет. Отсутствие документов еще можно попытаться свалить на войну и эвакуацию, но тот факт, что я ничего не умею делать, мне не скрыть. Впрочем, как и большинству нормальных людей, мне не хочется отсиживаться в тылу, пока идет война. А значит, остается только один путь – на фронт. Ну что же, вот как раз туда я и иду.

Теперь надо решить, воевать ли мне рядовым бойцом, или претендовать на место командира. Хоть я и отучился на военной кафедре, и даже отслужил в армии, но насчет своих способностей никаких иллюзий не питал. Те немногие теоретические знания, которые у меня когда-то имелись, давно выветрились из памяти. А практических навыков не было и вовсе, так как во время прохождения службы я занимался чисто канцелярской работой на древних ЭВМ. Но с другой стороны, сейчас, в сорок первом, командирами рот ставят младших лейтенантов – вчерашних школьников, прошедших ускоренные курсы, а комбатами зачастую назначают выпускников техникумов, закончивших военную кафедру. Неужели я не дотягиваю до их уровня? Тем более что сейчас очень многие командиры действуют не очень грамотно: карты читать не умеют, ложные позиции, предусмотренные наставлениями, не строят. Боевого опыта нет не только у меня, но и у большинства кадровых военных, не говоря уже о недавно призванных в армию. К тому же мое послезнание о войне должно неплохо помочь.

Правда, если я собираюсь стать комвзвода, то нужно учесть один важный момент: Нынешние уставы, в мое время безнадежно устаревшие, значительно отличаются от современных, и о них я ничего не знаю. Единственное, что твердо усвоил из книг, это не называть красноармейцев солдатами, а командиров – офицерами. Обычно на этом попаданцы и прокалываются. Так смогу я командовать или нет? Вопрос остается открытым, и над ним надо хорошенько поразмыслить.

Впрочем, хорошая физическая нагрузка, выражавшаяся в таскании тяжестей, и острый угол ящика, больно давящий на плечо, не давали мне слишком глубоко погрузиться в дебри самоанализа. К тому же быстро темнело, идти стало труднее и приходилось внимательно смотреть под ноги. Правда, постоянно появлялись яркие вспышки взрывов, но они слепили глаза, а потом быстро гасли, и потому скорее мешали, чем помогали освещать путь.

Вдруг что-то неприятно взвизгнуло совсем рядом со мной, и от ближайшего дерева отлетело облако щепок и кусочков коры. От неожиданности я споткнулся и чуть не уронил свою ношу. Хорошо еще, что я недавно ходил в туалет, а то мог бы случиться маленький конфуз. После такого стресса, когда ты чуть не погиб, люди или впадают в апатию, или же у них происходит выброс адреналина в крови. К счастью, мой организм, натренированный боевыми играми с жесткими правилами, выбрал второе, и я ринулся вперед с удвоенной энергией и с притупленным чувством страха.

По мере приближения к месту сражения взрывы становились все громче, и уже стал слышен посвист пуль над головой, так что пришлось переместить ящик с плеча на спину и идти дальше пригнувшись. Но вот, наконец, линия окопов, кое-где перерытая воронками. Добравшись до нее, я с облегчением спрыгнул вниз. Теперь есть хоть какая-то защита от визжащих то и дело осколков. Вылезать наверх мне решительно не хотелось, и я пробежался вдоль траншеи в поисках хода сообщения, ведущего дальше. К счастью, бойцы, копавшие линию обороны, ничего не забыли, и ход, ведущий в нужном направлении, быстро нашелся. Он был не очень глубоким, и идти все равно пришлось пригнувшись. Сообразив, что прикрываться от пуль и осколков ящиком с боеприпасами все-таки не стоит, я переместил его вперед. Идти согнувшись, прижимая к себе тяжелый и неудобный груз, было трудно, но мои мучения скоро закончились. После очередного поворота ход сообщения пересекался с окопом, в котором находились люди в красноармейской форме, стреляющие из длинных винтовок времен войны.