Дмитрий Калюжный - Грани сна [litres]

– Будет тебе! Я просто экономлю своё время.

– Тогда давай сэкономим и моё. Зачем мне тратить его, выясняя, откуда ты меня знаешь, кто тебя информировал о заказе Вышинского, кто описал обстановку его кабинета… Правда, будет лучше, если ты мне сам всё это расскажешь?

– Нет, Лёня, лучше не будет, уж ты мне поверь. Я точно знаю. Может быть, позже кое-что расскажу – и то, сначала посмотрю на твоё поведение.

– …А ещё я работала с Марией Лобановой! – рассказывала Лина. – Взяла у неё интервью, и фотографировала. Снимки будут готовы послезавтра. Главный редактор сказал, что она актриса малоизвестная, зачем о ней писать. А я ему отвечаю: а зачем писать об известных? Что в этом интересного, повторять про одних и тех же?

– Правильно, правильно, – похвалил её кинодеятель Лев Ильич Иванов. Он пришёл в гости к её маме, Дарье Марьевне, и теперь они вместе с Лавром пили чай с пирожными, которые принёс кинодеятель.

– А твоя-то мама скоро будет? – спросила Лавра Дарья Марьевна. – А то, гляди, не хватит ей пирожных.

– Мы ей отложим, – предложила Лина. – Правда, Лев Ильич?

– Да, да, конечно.

– У мамочки в библиотеке новое поступление книг, – сказал Лавр. – Весь день разбирали. Через полчаса, думаю, будет.

– А про редактора, Ангелочка, я тебе вот что скажу, – продолжал кинодеятель свою мысль. – Ты ему напомни, что ЦК ВЛКСМ принял постановление о работе с молодыми. Надо активнее пропагандировать творчество молодых.

– А точно! – спохватилась Лина. – Он же сам стал печатать мои статьи из-за этого постановления! Ой, хитрец. Значит, доверил практикантке серьёзную работу, и вроде как выполнил указание сверху. А что оно относится не только к его кадрам, и забыл.

– Ничего он не забыл, – сказала Дарья Марьевна. – Просто привык работать по старинке. Чем больше звучных имён, тем лучше. Вот такие редакторы и выстраивают в представлениях народа схему, где сверху – таланты и гении, а о тех, кто вышел из народа, говорить им некогда. А на деле, может, эта твоя Лобанова станет звездой первой величины.

– Да, мама! Когда она играла в ленинградском Театре драмы и комедии, ей давали только роли служанок! И в «Гамлете», и в постановках по Чехову играла роли второго плана. А когда её сманили в кино, на ленинградскую студию, уже доверяли большие роли!

– Я её не помню, – сказала Дарья Марьевна.

– Принесу готовые снимки, вспомнишь, – заверила Лина. – Она играла в «Трактористах» простую колхозницу, а теперь, говорят, Пырьев на неё глаз положил, зазвал в Москву и скоро, может, главную роль даст.

– Ну, если Иван Александрович глаз положил, и она правильно это поймёт, и не будет кочевряжиться, то наверняка он ей главную роль даст, – со значением сказал Лев Ильич.

– Ой, не верю я вашим россказням, Лев Ильич, – отмахнулась Дарья Марьевна. – Всё-таки он крупный режиссёр.

– Он не только режиссёр крупный, он и ходок тоже крупный! – хохотнул Лев Ильич. – На студии про его повадки все знают. Неукротимый мужчина, этот Пырьев.

– А что Лобанова про него сказала? – полюбопытствовала Дарья Марьевна.

– Ничего, – пожала плечами Лина. – Я и не спрашивала. Мы же с ней об искусстве говорили. Это вы о другом, постороннем… Хотя, она рассказала о потустороннем! Не для интервью, а так, к слову. Оказывается, в 1934 году у них в театре завёлся призрак. Ходил в салопе Офелии из «Гамлета» Шекспира. А перед самым убийством Кирова она, то есть не Офелия, а Мария Лобанова, сама видела Смерть с косой!

– Что? – встрепенулся Лавр. – Что там было перед убийством Кирова?

– Смерть бродила по театру! И знаете, что Мария сказала? Они с одной девушкой сидели вечером в буфете, открыли форточку – так эта Смерть пришла, форточку закрыла, и чихнула два раза! Вот это сюжет!

– И что, убила их всех вирусом гриппа? – иронически спросил Лев Ильич.

– Нет, просто ушла.

– Погоди, погоди, – махнул рукой Лавр. – Как она выглядела, эта Смерть?

– Как всегда. Череп, руки костлявые, завёрнутая в белое и с косой в руке.

– А она не показалась ей прозрачной? Ну, там, руки просвечивают насквозь, кости…

– Не знаю…

– Эх, мне бы самому с ней поговорить. Можешь это устроить?

– Нет, конечно. Я сама на студию попадаю с помощью, вот, Льва Ильича.

– Лев Ильич! Дорогой мой! Сможете устроить?

– Провести-то я вас проведу, Лавр, но где там искать одну отдельную артистку? Знаете, какой величины наша кинофабрика?

– Ой, Лаврик, она же мне дала номер телефона их студии! Позвонишь, и всё. А зачем тебе? Или артистки красивее, чем мы, обычные девчонки? А?

Хлопнула дверь: это пришла с работы мама.

Лавр вытащил из тайника записку отца. Подумал над ней. Пошёл к матушке.

– Мам, каким он был? Что говорил обо мне?

– Каким? Он был тем, за кого я вышла замуж, и ни разу не пожалела. О тебе, помню, предупреждал, чтобы я не удивлялась, если мне вдруг покажется, что ты слишком быстро умнеешь. Намекал на какую-то семейную легенду – вроде в его семье некоторые мальчики быстро взрослеют. И оказался прав! Ты очень умный, не по годам. А ведь тогда ты был просто младенцем, даже говорить не умел.

– А ему сколько было лет, когда он ушёл на фронт и погиб?

– Двадцать один.

– Вот как, – сказал Лавр. – Я как раз об этом и думал. Он писал эту записку, когда ему было столько же, сколько мне сейчас… если смотреть по документам.

– Умеешь же ты напомнить мне про мой возраст! – невесело засмеялась она.

– Извини. Такой уж я нечуткий.

– Он говорил: или ты увидишь, как рано он повзрослеет и станет умным, или этого не произойдёт. Странно, вообще. Нетипично для отца, как ты думаешь?

– Да, да. Спасибо тебе.

Он ушёл к себе и снова уставился на записку:

«Сынок! От отца знаю, что путь мужчин нашего рода в прошлом и будущем. Но не в каждом поколении. Не говори никому. Надеюсь, у тебя будет сын: скажи ему».

Видимо, он рассчитывал, что сможет сам передать мне эту легенду, обсудить подробно, – думал он. А собираясь на фронт, на всякий случай ограничился запиской. Но что, собственно, тут написано? Что я обязательно должен завести сына? Нет. А насколько оправдан императив «Не говори никому»?.. Ни на сколько. Сам отец в ходках не бывал, он пишет о них по рассказам своего отца, который тоже наверняка не имел опыта. Я – с учётом жизней, проведённых там – многократно старше их обоих! Так зачем же я цепляюсь за это указание?! Смогу ли я сам, без помощи со стороны, справиться с ситуацией? Очень сомнительно…

Он стал думать об этом, как только узнал и осознал, что в дни убийства Кирова в Ленинграде видели призрака. Ведь он имел опыт! Сам однажды был призраком.

Что удивительно, он тогда даже не сразу погиб, хотя мог.

Они были юными, весь их отряд, отправившийся на неделю в подмосковные леса. Кроме московского вожатого, от местного РОНО [90] РОНО – Районный отдел народного образования. к ним прикрепили дядьку из местных, лет примерно шестидесяти, бывшего учителя. И он повёл их в усадьбу Гребнево, что возле Фрязина. Дядька этот когда-то там жил. По дороге он рассказывал, что в древности усадьбой владел сподвижник Ивана Грозного боярин Бельский. Затем – князья Трубецкие, первый из которых освобождал Москву от поляков и вместе с князем Пожарским и Кузьмой Мининым получил титул «Спасителя отечества».