Дмитрий Калюжный - Грани сна [litres]

– Не вели ему пить! У нас у самих кваса и пива, хоть упейся!

– Не лезь не в свои дела, холоп! – озлился Птищев. – Выпорю!

– Пусть пьёт! – засмеялся Митька Мокрый. – Тебе-то что?

«Не пей вина, Гертруда, козлёночком станешь», бормотнул Лавр, отворачиваясь. В этих местах заразу можно было подхватить и бесплатно, и за деньги. Но зачем, в самом деле, ему-то рисковать быть поротым?

Под радостные крики потного армянина Тигран осадил целую баклажку питья. Остальным членам делегации хозяин бесплатной шарбы не предложил, а за деньги никто брать не стал. Началась церемония прощания:

– Аменайин барикнер, харгели! Еркар таринери кйанк! – прокричал армянин.

– Мнак баров, – и Тигран пошёл прочь. [125]

На следующий день флотилия, в составе которой были и их суда, отплыла на юг. На второй день у Тиграна прыгнула вверх температура, дальше жар сопровождался лихорадкой и постоянными позывами бежать на корму, чтобы оправиться. Потом он уже и бегать не мог, лежал и стонал. Когда доплыли до Астары, он был уже совсем плох. Положив его на купленную у местного трактирщика телегу, отправились от побережья к Тавризу, столице шаханшаха, но сутки спустя Пётр-Тигран умер.

Пришлось вернуться: везти по жаре тело за триста вёрст казалось нелепым, а в приморской Астаре были православная часовенка и кладбище.

Посол Птищев был в полной растерянности. Царские-то подарки шаханшаху заготовлены были под представление ему московского ставленника для турецкого Армаза! А именно Тиграна, которому предстояло с помощью войск шаханшаха тот Армаз воевать. С исчезновением мирзы вся затея лопнула; вручать важные дары под одну лишь просьбу митрополичьего посланника об освобождении христиан от дополнительного налога было бы непозволительным расточительством; самовольно предлагать шаханшаху какие-то свои идеи было нельзя, но и вернуться, ничего не сделав, тоже нельзя!

И сбежать нельзя, потому что Митька Мокрый, даром, что простой подьячий, имел царское веление глаз с посла не спускать, дабы тот против царской воли чего не учудил. А Лавр – вроде бы рядовой служка, коего посол, бывало, сгоряча лаял холопом, был старшим над сопровождавшими их стрельцами! И только мигни Митька Мокрый, враз Лавр со стрельцами скрутили бы тому послу белы рученьки.

Кручинился Птищев, стонал и выл, а поехали в Тавриз. Там их на месяц посадили под надзор: со двора без приставленных рынд выйти было нельзя. Поиздержались, страх. Уж очень мудрёный был вопрос. Как ни крути, покойный Тигран-мирза был важным винтиком в империи шаханшаха, а однако сгинул, и область, вверенная его семье, от Персии отпала к туркам! А теперь он, вишь, помер, и к смерти его как-то причастны эти странные московиты. Требуют допустить их под львиные очи владыки Персидской державы, а сами похоронили персидского мирзу на христианском кладбище.

Забрали у них верительные грамоты и вообще все бумаги. Они уж и не чаяли отсюда выбраться. Птищев был в дипломатии новичок, и хотя Лавр подсказывал ему, что надо бы подкупить шахских чиновников, боялся распечатать сундуки с дарами. Вдруг Митька Мокрый такое самовольство неправильно поймёт, а потом царю доложит!

Переговоры митрополичьего посланника тоже никак не ладились.

– Для ваших купцов, – говорили ему, – есть церковка в Астаре, и ещё в двух местах. И хватит. А что там нет священников, это ваши проблемы. Присылайте, мы разрешим.

– А налог-то, на христиан? Не по-христиански это! Надо отменить.

– Наши христиане не вашего канона, какое вам до них дело…

Персидских чиновников искренне интересовал только вопрос участия царя Ивана в войне с турками. Хитрости посла: вы, дескать, ввяжитесь да и отнимите у турок свою область Армаз, – они разгадали сразу. Не искушён был посол Птищев в таких тонкостях. Не умел правильно облечь в слова. Тем более Тиграна, возможного вождя того Армаза, не уберёг. И ему ответили, что, мол, если вы там в Москве так хотите, чтобы Армаз вернулся нам, то начинайте бить султана со своей стороны; он свои силы здесь ослабит, и мы тогда отвоюем Армаз и будем вам очень благодарны.

В подтверждение на краткой аудиенции шаханшах вручил им для царя символический подарок: саблю прекрасной стали с золотой ручкой в бриллиантах и с золотым же шнуром на ручке, а к сабле той – изукрашенные каменьями ножны, серебряные шлем и кольчугу. По ценности своей такой подарок был куда беднее даров, привезённых ими от царя Ивана, а ведь и это было символично! Шаханшах как бы сообщал, что он беден по сравнению с царём, так пусть, де, царь и повоюет с общим врагом.

Снабдили их припасами на обратную дорогу и отправили восвояси.

Возвращались они грустные, но от Астрахани пошли веселее, поскольку, пока продавали свои лодьи, услыхали новости, будто разгорелась война персов с турками, а от Астрахани султан отступил.

Только это и спасло дипломатов. Если б не ушли войска султана – что и было главной задачей всей экспедиции, царь бы осерчал. А так он всего лишь посадил молодого Птищева в острог. Даже и слушать не хотел, что вины посла в смерти мирзы Тиграна нет, что высокий царский гость сам помер через кровавый понос. К счастью, отец Птищева, боярин Птищев-старший, местничался у царского стола в первом ряду. Только поэтому незадачи сынка закончились легко: отодрали кнутом в три удара без оттяжки, и за сим царь оправил его на кормление воеводой в городок Николы-Заразского на реке Осётре.

Через год и Лавра приговорили ко дранью кнутиком.

Царь оставил его в Посольском приказе. На это учреждение было возложено много функций: организация придворных церемоний; дела иностранцев, живущих в Москве; выдача грамот своим и чужим на выезд; татарские дела; устройство донского казачества. За посольскими также были улаживание пограничных конфликтов, «размен» пленными, внешняя торговля и, как ни странно, почтовая служба.

Когда для царского дворца купили за границей рукописных и печатных книг аж на пять тысяч золотых гульденов, разбор и опись библиотеки тоже возложили на Посольский приказ, а конкретно – на тихого подьячего Лавра. Ему для этого даже дали отдельную избу в Кремле, рядом с приказной избой!

И вдруг пошли слухи, что за Окой объявилось крымское войско. В Приказе быстро выяснили, что слухи весьма правдивы. Шли бои, хан успешно продвигался вперёд, а некоторые воеводы оказались предателями. Царь, очень кстати, вспомнил, что у него есть срочные дела в Ярославле и уехал со всем двором и многими приказными дьяками.

Лавр сообразил, что наступает последний случай, когда крымчаки сожгут Москву. И пока не началась паника, взял он в наём недорого несколько телег с лошадьми, загрузил упакованные в рогожу книги, да и перевёз всю драгоценную Либерею в Сергиев Посад.