Аркадий Черноморский - Последний подарок Потемкина [litres]

Ореол вдовы воздушного героя рассеивался. Боевые друзья мужа, присоединившиеся к нему, пировали в Валгалле, а оставшиеся в живых потихоньку расползались из несчастной послевоенной Германии по белу свету.

Один из них, будущий куратор воздушных сил грядущего Третьего рейха, а ныне гастролирующий в качестве воздушного клоуна – Эрнст Удет, только что вернувшийся из Голливуда, обнимая на правах старого друга мраморные плечи Гертруды, говорил вкрадчивым шепотом:

– Не теряйте время, княгинюшка, вам тут ничего не светит… Уезжайте, ангел мой… Мир велик!

Маленький, метр с кепкой, Эрнст Удет был профессиональным «вуманайзером», а также вторым по результативности германским асом Первой мировой, следующим после «красного барона» Манфреда фон Рихтенгофа. Его способности входить и выходить из пике были на грани человеческих возможностей и восхищали всех, кто хоть что-либо понимал в воздухоплавании. Даже, и особенно, матерого воздушного волка Германа Геринга.

Соперники в воздухе, на земле Эрнст и Герман на пару лихо шелушили эльзасских красавиц и крепко дружили. Хотя и цапались довольно часто. В основном из-за баб и из-за подсчета количества сбитых противников.

– Маленькие в поц растут, – ворчал Геринг, каждый раз проигрывая своему, похожему на ловкую обезьянку и удивительно пропорционально сложенному сопернику. Это, впрочем, не помешало ему протолкнуть боевого друга-соперника в кураторы Люфтваффе, рейхсминистром которых он, Геринг, станет через какие-то 12 лет. Он очень хорошо соображал и реагировал на ситуацию, этот большой Герман. И всегда выходил сухим из воды.

Вот и в сорок пятом, вместо того чтобы позабавить победителей видом своей повисшей в петле двухсоткилограммовой баварской туши, толстяк тихо ушел, заглотив двухграммовую ампулу, прошедшую прекрасную проверку качества на овчарках фюрера, да и на нем самом. Дозировка, правда, была удвоена, с учетом избыточной массы тела и подкожной жировой клетчатки рейхсфюрера. «Немецкий человек, немецкий ум…»

Но это всё в будущем. Люфтваффе, баварские замки, стайки актрис, наркота, финальный выстрел в висок в ноябре 1941-го для Эрнста и цианид калия для Германа в сорок пятом, а пока… времена весной 1923-го и вправду стояли «веселые». Каждый выживал, как мог. Доллар стоил уже 375 рейхс-марок. К концу года он вырастет в 400 000 раз. Бумажная масса денег разбухнет до 500 «квинтиллионов» марок. Буханка ржаного хлеба будет стоить 400 миллиардов марок, пара туфель – 30 триллионов. Инфляция-с…

Читатель, ты представляешь себе квинтиллион?.. Я – нет.

Это что-то типа пяти, умноженное на десять в двадцатой степени. Абсурд. Да, похоже, фюрер пришел к власти не просто так, meine Herren…

У баронессы фон Ротт, княгини Сайн-Витлиндерген, проблем с питанием, естественно, не было. Была жгучая тоска по прошлой блестящей жизни. И посему, когда курировавший комиссию по контролю над выполнением условий Версальского договора представитель от Британской палаты лордов предложил ей руку и сердце, а также замок в графстве Суссекс и титул графини, Гертруда почти не колебалась. Сухопарый англичанин с лошадиными зубами увез скандинавскую красавицу на свои острова, а восьмилетний Ульрих остался с дедом в наследном замке, зажатом где-то между Северным и Балтийским морями. Недалеко от Шлезвига. В Восточной Пруссии.

Старый барон Готфрид фон Ротт наотрез отказался отпускать внука к спесивым англичанам. Гертруда сначала тешила себя мыслями, что, когда мальчик подрастет, а старый хрыч одряхлеет, всё можно будет переиначить. Но была принята в высшее общество, потом родила дочь, потом сына. Ну а юный Ульрих так и остался с незаживающей раной в сердце и холодной ненавистью ко всему британскому.

Назовем это – эдипов комплекс с британским акцентом, читатель…

За тридцать секунд до касания земли Ульрих каким-то образом вышел из транса и принял изготовочную позу. Вплыло из подсознания: «ноги соединить в коленях и ступнях вместе. Ступни ног параллельны земле». Приземляясь, он, невзирая на свой опыт прыжков, всё ещё в шоке от происшедшего, сдуру попытался удержаться на ногах – обычная ошибка новичков – и заплатил за это растяжением голеностопа.

Обругав самого себя, встал на ноги и, хромая, зашел за погасший купол парашюта с подветренной стороны. Взял несколько нижних строп и, перехватывая руками, подтянул их к себе. Отсоединил купол от подвесной системы. Все!

Все это было проделано почти автоматически. Правда, при таких обстоятельствах, в первый раз. До того не сбивали. Приходя в себя от столкновения с землей и припадая на правую ногу, Ульрих добрался до дымящейся, бесформенной груды, которая ещё полчаса тому назад была его «хейнкелем»…

Что-то, отдельно лежащее вне этой кучи, привлекло его внимание. Большая испачканная кровью рука с указательным, густо поросшим рыжим волосом пальцем, как будто всё ещё нажимавшим на гашетку пулемета, отчетливо белела на черной ленинградской земле…

Ульрих летал вместе с добродушным любителем пострелять по бегущей биомассе Гансом, уроженцем уютного баварского городка Шонгау, почти три года. С того самого момента, когда он перешел из авиации истребительной в авиацию бомбардировочную…

Переходу этому, столь необычному для молодого амбициозного летчика-истребителя, предшествовал разговор всё с тем же другом семьи, генералом Удетом.

Генерал-полковник авиации, только что вернувшийся из поездки в Англию и Канаду, привез Ульриху подарок – вошедшую там в моду кожаную летную куртку А-2, из грубой кожи, с подкладкой из овчины, отложным воротником и застежкой-молнией. Оба они предпочли не обсуждать, чей это подарок.

О бывшей баронессе, а нынешней графине из Суссекса и ее британской семье они не говорили по умолчанию….

С наслаждением потягивая Гленморанджи восемнадцатилетней выдержки, подаренный мужем графини, генерал-полковник со вкусом рассказывал о жизни в патриархальных городках Британской империи.

– Ах! – прислушиваясь к послевкусию божественного пойла, воскликнул он с внезапной страстностью, – ах, если бы только старый Вевер сумел тогда протолкнуть свою бредовую идею «Урал-Бомбера»…

Он заложил руку за лацкан идеально подогнанного генеральского мундира и мечтательно протянул, почти промурлыкал:

– Представляешь, через два, ну, через три года мы могли бы бомбить Канаду!.. Пусть не Торонто, не Оттаву, но хотя бы Нову Скошию их сраную… Галифакс какой-нибудь… Ты представляешь, как обверзались бы те же янки со страху! А то у них, у американцев, похоже, размягчение мозгов наступило, им всё кажется, что до них никто никогда не дотянется, островная, мол, нация. Отсюда и гонор этот, неоправданный. Хрена вам, дотянутся!