Татьяна Смородина - Фехтовальщица

Хотелось пить… Женька тяжело вздохнула и открыла глаза. Взгляд поймал какой-то пузырь, летающий в воздухе, а ухо уловило еле слышный шепот. Через несколько секунд пузырь сформировался в емкость, наполненную прозрачной жидкостью, а шепот превратился в обыкновенный шелест листвы, похожий на тот, который слышала фехтовальщица, когда проснулась на лесной поляне.

Девушка повернула голову. Было светло, и солнечные пятна льющегося из окна света соперничали своей теплой ясностью с изысканной фантасмагорией сюрреалистичных картин на стенах, по которым скользил ее расторможенный взгляд. «Это не ад, – подумала Женька и вновь посмотрела на емкость с прозрачной жидкостью, – но и не рай». Емкость оказалась частью капельницы, с которой посредством тонкой иглы, вколотой в вену на руке, была соединена фехтовальщица.

Девушка лежала в той самой комнате, где жила шесть дней до выхода в сюжет. Она была накрыта простыней, как в прозекторской. «Я мертва?.. Нет, я не мертва». Ныла шея, и было больно глотать.

Фехтовальщица медленно приподнялась, села и вытащила из вены иглу. Потом она обернулась простыней, поскольку из одежды на ней больше ничего не было, и направилась в ванную. Там девушка остановилась у зеркала и, взглянув в него, чуть не уронила простыню на пол. Немного выше основания ее шеи, будто запекшаяся пенка малинового варенья, тянулась розовая полоска… Женька осторожно тронула ее пальцами. «Я как та несчастная Брике из лаборатории Керна… [52] «…как та несчастная Брике из лаборатории Керна» – певица из кабаре Брике и профессор Керн герои романа А. Беляева «Голова профессора Доуэля». Может быть, это не мое тело?»

Фехтовальщица спустила простыню и осмотрела себя более тщательно. Тело было ее. «Вот царапина на плече от выстрела охранника Вандома… вот рана на руке от дуэли с де Шале… вот след от его даги и отметина, которая осталась от последнего выстрела во время облавы…» Слегка закружилась голова… Женька открыла кран и наклонилась попить воды. По голым ступням потянуло сквознячком, но девушка не обратила на это внимания, а когда выпрямилась, слегка вздрогнула и прикрылась рукой. Из зеркала на нее смотрел профессор Монрей. Он стоял за ее голой спиной и улыбался.

– Я вижу, что вы уже пришли в себя, Женечка.

– Вы… вы что… пришили мне голову?

– Ну, я же хирург, девушка, и моя главная задача – вправлять людям мозги. А что вы так сердито смотрите? Любой бы на вашем месте мечтал проснуться хотя бы так после свидания с королевским палачом! И что вы прикрываетесь? Или что-то поменялось с тех пор, как вы позировали Ласаре?

– Вы не художник.

– Обижаете, Женечка.

Женька махнула рукой, покачнулась и чуть не упала.

– Тише-тише, мадемуазель! – поддержал ее профессор. – Вам еще рано так махать руками.

Монрей подтянул простыню на плечи фехтовальщицы и, придерживая ее за талию, отвел в комнату.

– Принесите мне одежду, – попросила девушка.

– Нет-нет, отдохните еще пару часиков.

– Что в капельнице?

– Витамины.

– Казнь… была вчера?

– Неделю назад. Сейчас мы проводим вам курс восстанавливающей терапии.

– А какое сегодня число?

– По нашему календарю двадцать девятое июля.

Профессор помог Женьке лечь, и она, в самом деле, то ли уснула, то ли потеряла сознание. Ей снилось, что она парит над Парижем на летательном аппарате Грегуара, а горожане смотрят на нее снизу и крестятся. Сбоку подлетает Люссиль. Она в том же нарядном платье, в которое нарядил ее д’Ольсино, и берете с перышком. Девочка тянет фехтовальщицу за руку, пытаясь оторвать ее от поручня.

– Мадемуазель, вставайте, уже можно. Я принесла вам одежду.

– А?.. – фехтовальщица открыла глаза. – …Бригитта?

– Да, мадемуазель.

Рядом с кроватью стояла медсестра.

– Ты… А где Беранжера?

– Беранжера? Какая Беранжера? Вставайте. Месье Монрей уже ждет вас к завтраку. Ваша одежда на стуле. Вы сможете одеться сами?

– Смогу.

Медсестра ушла, а Женька встала. Голова больше не кружилась, но некоторая слабость еще чувствовалась. Теперь уже хотелось не пить, а есть. Одежда, которую ей принесли, наконец, была вполне цивилизованной и удобной, – обычные трусы, лифчик, джинсы и маечка, – все, как она носила раньше. Когда она оделась, в комнату зашел Франсуа Сельма и, невозмутимо поздоровавшись, проводил в столовую. Профессор, ожидающий фехтовальщицу внизу, встретил ее все с той же приветливо-лукавой улыбкой.

– Превосходное утро, Женечка, – сказал он.

– Да, превосходное, – как эхо отозвалась односложной фразой девушка.

Она села за стол и сразу же принялась за еду. Делать это сейчас было проще, чем начать о чем-либо говорить. Кроме того, Женька по-настоящему проголодалась, и только боль в горле мешала ей заглатывать пищу целыми кусками.

– А что там за медсестра у вас, профессор? Это та самая Бригитта?

– Нет-нет, она просто на нее похожа. Бригитта – дочь Сельма. Она работают в клинике моего старшего брата Феликса и иногда помогает мне выхаживать пациентов, вернувшихся с «другого света».

– Она знает, откуда я вернулась?

– Да, но не беспокойтесь. В отличие от ее тезки из прачечной Мишо, она не болтушка. Как, кстати, вам мой сюжет, Женечка? Вы довольны?

– Я хочу видеть выход.

– Выход в сюжете герои ищут сами. Вы, верно, имеете в виду вход? Что ж, теперь это возможно? Окно я вам покажу после завтрака.

– Оно здесь?

– Да, внизу.

Женька стала жевать быстрее. В отличие от стейка, с загадками Монрея она пока справлялась плохо, и только обещанная экскурсия к таинственному Окну могла, наконец, все прояснить. Девушка опасалась, что ее снова могли обмануть, но на этот раз в этом, видимо, не было необходимости, поэтому после завтрака профессор без всяких задержек повел девушку нижние помещения дома. Миновав подземный гараж, они прошли в кладовую, где хранились лишние вещи и садовый инвентарь. Там за дверью, прикрытой льняной шторкой с рисунком часов, очень напоминающий старый холст в каморке небезызвестного шарманщика, находился лифт. Спустившись в его просторной капсуле глубоко под землю, автор и его героиня оказались в том самом помещении, которое приснилась Женьке накануне ее погружения в опасный приключенческий сюжет, – стена-экран, мерцающий свет, широкий пульт…

За пультом, как в ее другом сне, сидел Этьен. Увидев фехтовальщицу, он тут же встал, с улыбкой заключил ее в объятия и похлопал по спине, как это обычно делал отец, когда она побеждала в поединке. Женька тоже улыбнулась, но без особой радости, – она знала, что поздравить ее сейчас было можно только с возвращением.

– Покажи ей все, что нужно, Этьен, – сказал профессор.