Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Вместо того чтобы ускоренным броском добежать до красноармейских позиций и, смешавшись с ними, обезопасить себя от эрэсов, германская пехота, не слушая своих офицеров, а иногда и возглавляемая ими, повернула и бросилась наутек. И вполне ожидаемо, попала под следующие залпы «зось». Оставшиеся без пехотной поддержки крестоносные танки и самоходки сперва по инерции проползли еще несколько десятков метров вперед, оставляя позади то одну, то другую подстреленную машину; потом остановились, все еще продолжая вести пушечный огонь; а потом и вовсе попятились, поочередно разворачиваясь и удирая уже во все свои железные лопатки. Постепенно прекращали стрелять им вслед танки Иванова и немногочисленные оставшиеся в рабочем состоянии пушки старлея Енина.

Промчавшиеся смертоносными стаями в сером низком небе многочисленные стрелы эрэсов одним лишь своим появлением воздействовали и на немцев, щедро выплеснувшихся из придорожного села позади группы Иванова. Видно, опасаясь получить следующий залп уже по себе любимым, они прекратили, вполне возможно, удачную для себя атаку и втянули свои бронированные щупальца обратно в утопающий в зелени населенный пункт. Изнуренные коротким, но напряженным боем красноармейцы получили непонятную по времени передышку. Командиры принялись подсчитывать потери и оставшиеся в наличие силы и боеприпасы.

Иванов по рации принял рапорты от своих экипажей, и, после тщетных попыток также связаться аналогичным образом с пехотным майором и с артиллерийским старлеем, вылез, прихватив ППС, на крышу башни, постоял, внимательно осматриваясь, и первым делом отправился к пушкарям. Дождь, как по заказу, наконец, перестал. В воздухе осталась висеть лишь пропитавшаяся дымом и едким запахом сгоревшей взрывчатки и пороха мелкая морось. Старший лейтенант Енин был уже не в фасонистой кубанке, как на марше, а в помятой изгвазданной грязью каске. Он устало сидел в накинутой на плечи шинели на трубчатой станине своей дивизионной пушки и жадно курил. Забинтованная левая рука покоилась на перекинутой через шею замызганной когда-то белой холстине. Рядом неспешно сновали уставшие батарейцы: отбрасывали пустые гильзы, что-то подкапывали лопатами, подносили полные ящики с боеприпасами.

– Сколько пушек осталось? – спросил Иванов.

– Две зиски, – кивнул на пушку под собой Енин, – и пять сорокапяток.

– Не густо. А выстрелов к ним?

– Еще до конца не подсчитали, – затянулся аж до пальцев старлей и выбросил себе под сапог коротенький окурок. – Некоторые ящики землей засыпало. Сколько-то в подбитых машинах уцелели – дождь не дал дереву разгореться. Но по полбоекомплекта на орудие осталось точно, в основном – бронебойные.

– А бойцов в расчетах хватает? Может, из пехоты Павликова в помощь подкинуть?

– При орудиях у меня номеров меньше, чем полагается, но мы пока справимся. Своими силами. У меня из дивизиона никто не побежал. Хотя, это у них тоже первый бой. А эта царица полей… Мать ее ети во все места банником… Дернули, как будто им скипидара под хвост плеснули. Дурачье трусливое. Храбрецы-бегунцы. Мне таких помощничков и с доплатой не надо.

– Майора видел? Где он сейчас?

– Видел. Майор, мать его так. Он за своих бойцов в ответе. Не научил стойкости. Теперь собирает их по всему полю. Кто живой. Во-он он, – Енин повернулся, не вставая, и показал пальцем, – возле скособоченного «форда». Видишь?

– Вижу. Как твоя рана? Еще бой выдержишь?

– А куда ж мне деваться, капитан? Выдержу. Госпиталя в пределах досягаемости не наблюдается. Кость, вроде бы, не задета. Но осколок в мякоти засел. Болит, конечно. Терплю.

Иванов, слегка успокоившись за артиллерию, пошел в сторону лаявшего матом и размахивающего зажатым в руке ТТ перед куцым строем перепачканных грязью офицеров в промокших плащ-палатках Павликова. Завидев подходящего капитана, майор, вместо того, чтобы успокоится, еще громче в нецензурных выражениях стал высказывать свое мнение о профессиональном уровне своих выживших ротных и взводных командиров. Вроде как, полностью перекладывая с себя на них всю ответственность за позорное поведение красноармейцев.

– Товарищ майор, – негромко обратился к нему Иванов. – Отставить ругань. Кого под трибунал, а кого к ордену – после разберемся. Когда со своими соединимся. Мы в окружении и мной получен приказ: стоять на месте. Удерживать позиции прямо здесь. Сейчас у нас каждый боец на счету. И сержант и лейтенант. Сколько у вас минометов уцелело? СтанкОвых пулеметов? Ручных? Сколько штыков в строю? Что с боеприпасами?

– Мне еще все сведения не доложили, – пожал крепкими плечами Павликов. – Подсчитывают. А по мне, капитан, так правильнее было бы с помощью ваших танков, пока еще есть возможность, прорываться назад мимо этого гребанного села. И чем быстрее – тем лучше. Вы ведь можете тросами вытащить наши уцелевшие грузовики обратно на дорогу? Погрузимся – и вперед!

– Товарищ майор, вы меня плохо слышали? Из штаба бригады поступил приказ: держать оборону именно здесь. Не отступать. Если вы собираетесь это саботировать – я отстраню вас от командования. Ваш батальон придан мне, хоть вы и старше по званию, а не наоборот. И спрячьте, наконец, в кобуру ваш пистолет! Еще раните кого. Займитесь в первую очередь организацией круговой обороны, а разносы подчиненным будете устраивать в оставшееся свободным время. Закапывайтесь поглубже в землю, пока немцы нам передышку дали. Пришлете ко мне связного с рапортом, где будут ваши письменные ответы на все мои только что поставленные вопросы. Выполняйте.

Тридцатьчетверки пострадали тоже. Причем, больше всего досталось третьему взводу сержанта Забавы, против которого у немцев были совсем, вроде бы, несерьезные устаревшие 37-мм чешские пушки. Машине Матусевича случайно угодивший прямо в узкую щель между приплюснутой башней и корпусом и рванувший снаряд заклинил под конец боя своим крупным осколком поворот этой самой башни. И теперь Телевной на пару с мехводом выбивали с помощью зубила, кувалды и растакой-то матери эту досадную помеху. А танку самого Забавы досталось еще больше: ему основательно разворотили правую гусеницу и ленивец. И если с запасными траками и пальцами проблем не было, то запасные ленивцы они с собой не возили. Можно было бы снять, если он не поврежден, таковой с подбитого дозорного танка, обгорело замершего впереди на шоссе. Но заниматься разборкой на виду у немцев – самоубийственно. Пришлось пока что превращать замерший танк в неподвижную огневую точку. Что ж поделаешь?

Неожиданно на дальней, скрытой за поворотом, околице села нешуточно разгорелась стрельба: уже вполне узнаваемо застучали чешские пушки, зачастили пулеметы с автоматами, беспорядочно затрещали винтовки. Иванов, придерживая висящий на плече вороненый автомат, побежал к танкам Забавы, прикрывающим то направление. Оба танка по-прежнему молчали, очевидно, не видя для себя целей.