Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 3. Отложенная война

Сами болгары теперь стягивали свои войска не наперерез наступающим румынам, а для защиты собственной столицы. На небольшом удалении от города спешно копались траншеи, строились дзоты, делались завалы, минировались танкоопасные направления. Разведчики румын, то и дело наталкиваясь на болгарские заслоны и засады, откатывались назад – в серьезный бой им было велено не втягиваться.

До вечера накапливали силу для якобы штурма Софии румыны. Все прибывающие и прибывающие войска слегка продвинулись вперед и расположились временными лагерями по сторонам шоссе и в ближайших селах. Опустилась теплая ночь. Но спать легли не все.

Кавалерийский полк каларашей (территориальных воинских формирований, самостоятельно обеспечивающих себя лошадьми и частью снаряжения, в чем-то сродни казакам в царской России), успешно повоевавший в сентябре прошлого года с венграми, вторгшимися в Северную Трансильванию, отправился в ночной рейд на запад. Ему предстояло, тихонько подобравшись, с как можно большим шумом и жестокостью разгромить тылы «великогерманского» полка. Немцев в плен, объявили офицерам, а те – солдатам, брать не обязательно, даже наоборот, но небольшое количество непременно должно убежать. Кто-то ведь должен будет рассказать о том, что произошло. Да так рассказать, чтобы в Берлине услышали.

Налегке, без артиллерии и обоза, перевозя минометы, станкОвые и ручные пулеметы во вьюках, кавалеристы, чередуя шаг с рысью, во втором часу ночи уже окружали притихший и сонный маленький городок. Специально выделенные группы, переодетые в болгарские мундиры и имеющие в своем составе хоть одного человека, сносно говорящего по-болгарски, сблизились с германскими и болгарскими караулами. Кого-то удалось пленить без шума, кого-то пришлось зарезать. Взятые в плен болгары без особого упрямства, понимая, что шутить с ними не собираются, показали на картах и на местности, где располагаются немецкие казармы, склады и прочие тыловые службы. Когда на одном из постов при неудачном захвате возникла стрельба, частью спешенные, а частью в конном строю румынские эскадроны, заранее стянувшиеся вокруг населенного пункта, пошли в атаку.

Для большей паники скученно расположенные «великогерманские» места обитания щедро засыпали фугасными 3,34-кг «подарками» две развернувшиеся батареи 81-мм минометов системы Брандта. Бойня получилась, как и задумывалось, весьма кровавая, жестокая и беспощадная. Спящие, как правило, в нижнем белье немцы хорошего сопротивления, естественно, оказать не смогли. Кто-то из них отстреливался из карабинов и пулеметов, бросал в нападающих свои гранаты на длинных деревянных ручках или яйцеобразные – кто-то предпочитал спасаться бегством. Под копытами румынских коней и блестящими в свете разгоревшихся пожаров клинками гибли одни, от пуль и взрывов заброшенных в окна и двери гранат умирали другие.

Гражданских домов, откуда не раздавались выстрелы, румыны пока не трогали – прочесывание оставили на потом, когда развиднеется. Стоявшие в городке болгарские военные, как уже не раз за последние дни, вместо того, чтобы биться насмерть, спешили бросить оружие, если оно у них было, и поднять повыше руки. Таких миловали и под конвоем отгоняли за пределы Драгомана. Но стоило сдающемуся в плен оказаться в германском мундире или, раздетому, что-то сказать не по-болгарски, – ему на шею или плечо опускалась, тускло сверкнув в замахе, сабля или в грудь, ярко пыхнув в темноте огнем, летела пуля. Приказ своего командования румынские калараши выполняли с энтузиазмом и удовольствием. Война – есть война. А приказ командира – есть приказ командира. Сказано, германцев в плен не брать, значит, пластай его, вражину, наотмашь и нечего рассуждать о справедливости и прочих христианских добродетелях.

Неравный бой окончился еще до рассвета. Дымились, а кое-где еще догорали (тушить никто не собирался) дома, амбары и сараи, превращенные немцами в казармы, склады и подсобные помещения; в изломанных неправильных позах на узких и широких улочках и во дворах валялись, иногда кучками, один на одном, трупы. И в разных мундирах, не всегда полных, и в нижнем белье. И, с виду, почти целые, как прилегли отдохнуть, даже кровь из махонькой пулевой раны впиталась в мягкую землю, не растекаясь; и бесстыдно вскрытые и распластанные саблями на части, как парные туши в мясной лавке.

Утром село планомерно и основательно, улица за улицей, дом за домом, прочесали, вылущив из укромных мест попрятавшихся немцев. При этом ни одного болгарского солдата не нашли, что особо и не удивляло: местные жители массово поделились с мобилизованными в армию земляками своей гражданской одеждой и, хоть и тряслись поджилками, мужественно выдавали их за родственников или батраков. Так как к болгарским военнослужащим велено было относиться гуманно, – никого проверять не стали. Родственник – так родственник, батрак – так батрак, пусть у него даже стрижка короткая солдатская, одежка явно не по размеру и свои документы он «забыл» дома в соседнем городе или селе. Лишь бы говорить по-болгарски мог.

А несколько десятков обнаруженных немцев в форме, нижнем белье и даже в чужой гражданской одежде выстроили в ряд возле длинной каменной стены местного кладбища. Вперед вышло несколько румынских офицеров и один, с погонами лейтенанта, зачитал поочередно на трех языках: румынском, болгарском и немецком решение трибунала (заранее напечатанное еще на другой стороне Дуная с оставленным пустым местом для даты) о том, что все пойманные немцы являются шпионами-диверсантами и специально спрятались в румынском тылу для проведения диверсионных актов и разведки. А совершенно справедливое наказание для шпионов и, тем более, диверсантов одно – расстрел, который и будет незамедлительно приведен в исполнение.

Когда до немцев дошло, что выставленные напротив их же трофейные МГ-34 на трехногих станках с присевшими за ними настороженными расчетами выполняют задачу не столько отбить у них мысли разбежаться, сколько для их скорейшего переселения на тот свет, они, перебивая друг друга, заголосили о нарушении правил ведения войны и каких-то там конвенциях по поводу пленных.

Несколько немцев в тщетной надежде спастись даже попытались убежать. Их, как уток на пруду, навскидку, моментально пристрелили из карабинов; зачитывавший решение трибунала лейтенант аккуратно, чтобы не измять, спрятал в коричневую кожаную папку смертельный приговор и с издевкой презрительно смотревший на немцев майор молча махнул рукой в перчатке. Его молчаливую команду звучным голосом продублировал командир пулеметного взвода – два заранее опробованных румынами трофейных пулемета с двух концов прошлись длинными очередями по приговоренным – сметенная пулями шеренга окровянилась и беспорядочно осела на утоптанную землю под стеной из дикого камня. Но с первого раза, как и при каждом расстреле, погибли не все: местами тела шевелились, кто-то стонал, кто-то жалобно кричал от невыносимой боли.