Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

– Капитан Ольшевский, – перевел на русский второй поляк. – Капрал Погребняк, – представился сам, тоже ловко козырнув двумя пальцами.

– Лейтенант Иванов, – отдал честь всей ладонью Иванов.

– Красноармеец Никитин, – козырнул за командиром пулеметчик, но паны поляки даже не удостоили его взглядом.

Иванов, продолжая доброжелательно улыбаться, открыл планшет, достал два экземпляра «самого мощного оружия» и вручил обоим панам. Какое-то время у них ушло на чтение и соображение. Запшекал непонятными словами капитан.

– Пан капитан просит пана лейтенанта подтвердить: Красная Армия действительно идет в Польшу, чтобы помочь нам воевать с германцами? – спросил капрал.

– Переведи пану капитану, что мы вошли в Польшу не как захватчики, а как защитники. Или пан капитан надеется, что каким-нибудь чудом Польша сама победит фашистов? Где помощь Англии и Франции? Разве они наступают на Германию? Уже две недели, как войну объявили, а даже, как ему достоверно известно, союзным солдатам не раздают боевые патроны. Где польское правительство? Не ваш ли президент первым сбежал из Варшавы, как только немцы перешли границу?

– Варшава еще держится, – перевел капрал своего капитана.

– Еще ! – выделил одно его слово Иванов. – Поляки очень храбрые и умелые солдаты. Вот только с собственным руководством и с союзниками им явно не повезло. Пан капитан прекрасно и сам знает, как бестолково обстоят у них дела в организации обороны от немцев.

– Вы будете вместе с нами сражаться с немцами? Об объявлении Советским Союзом войны Германии в речи пана Молотова ничего не говориться.

– По обстоятельствам, – сделал солидное лицо лейтенант Иванов. Возникнет такая необходимость – будем.

– Что Советский Союз предлагает делать польской армии на территории занимаемой Красной Армией?

– На какое-то время, краткое время, вам придется сложить оружие. Красная Армия, быстро продвигаясь на запад, войдет в соприкосновение с германскими войсками и остановит их. С боями или без – это уж, как получится. Но поляки в этом советско-германском противостоянии участвовать категорически не должны. Таков приказ Советского правительства и требования сложившейся весьма непростой международной обстановки. Если польские части, вопреки пользе для собственной страны, будут препятствовать мирному продвижению Красной Армии – ей, к сожалению, будет применено оружие.

– Рота под командованием пана капитана движется походным маршем в направлении восточной границы по приказу пана полковника Грыня. В бой с Красной Армией пан полковник приказывал не вступать. Что нам рекомендует делать пан лейтенант?

– Я вам, пан капитан, настоятельно рекомендую отвести свою роту с дороги в поле, благо урожай с него вашими крестьянами уже собран, и устроить привал. Винтовки составьте в козлы, рядом сложите пулеметы, патроны, гранаты и прочее оружие, боеприпасы и амуницию. За нами следует наш танковый батальон в составе танковой бригады. Он уже скоро будет здесь. Вам расскажут, что делать дальше. Да, и воткните перед собой на обочине какой-нибудь белый флаг. Чтобы точно избежать каких-либо недоразумений.

– Вы предлагаете нам капитулировать?

– У нас приказ, не оставлять в своем тылу вооруженные польские части. Поймите нас правильно. Я искренне уверен, что это сугубо временная мера. На всякий случай. Когда Красная Армия войдет в соприкосновение с фашистами и защитит восточную часть Польши от порабощения Германией – у вас восстановится порядок и, надеюсь, после определенной проверки большая часть польских солдат и офицеров продолжит воинскую службу, или будет демобилизована и распущена по домам.

– А если дом пана капитана на той стороне, – капрал махнул рукой на запад, – под германцем?

– Извините, пан капитан, но это уже не в моей компетенции, – пожал плечами лейтенант Иванов.

– Пану капитану нужно переговорить со своими офицерами, – сказал капрал. – А мы с вами давайте постоим, покурим.

Лейтенант Иванов достал из планшета и протянул пану капитану еще листовки. Пан капитан их взял, вежливо козырнул и зашагал к своей роте, впереди которой сгрудились, судя по погонам со звездочками и жестким головным уборам, несколько офицеров. Капрал достал пачку сигарет и предложил красному командиру и его сопровождающему. Иванов и Никитин угостились, лейтенант в свою очередь угостил поляка папиросами «Казбек» из мятой пачки. Закурили.

– Откуда вы, пан капрал, так хорошо знаете русский? – спросил Иванов просто, чтобы не стоять молча. – Совершенно чисто говорите.

– Я вырос в Перемышле. Семья у меня русско-украинская. Дома говорили по-русски. В ремесленном училище – тоже.

– Ясно, – кивнул Иванов, глубоко затягиваясь и не особо понимая: о чем с поляком говорить можно, а о чем – нежелательно. Пан капитан дошел до своих офицеров и раздал им листовки с речью Молотова.

– А как у вас в Советском Союзе живется? – спросил, ехидно улыбаясь прищуренными глазами, капрал. – А то у нас разное рассказывают. Не знаешь, прямо, чему и верить.

– Да, хорошо живется, – решительно стал на защиту своей Родины лейтенант. – Капиталистов и помещиков – нет. Частной собственности – нет. Всё: земля, заводы, дома, леса – всё общее, всё народное.

– А колхозы – это хорошо или плохо?

– Конечно, хорошо. Сообща все делать легче: и землю обрабатывать, и скот выращивать и птиц разводить.

– А у нас рассказывали – жуткий голод по деревням был от этих ваших колхозов. Насильно, мол, крестьян туда загоняли, землю, зерно и скот отбирали и городских коммунистов, ничего в этом не соображающих, управлять присылали.

– Да, байки все это, – влез в разговор Никитин, забывший, что ему приказано молчать и тоже решивший отстаивать честь родной страны. – Вражьи сплетни. Я сам деревенский. Колхозник. Ты, приятель, еще скажи, что у нас и бабы общие, – ловко увел он разговор в другую сторону.

– Ну, да, – кивнул улыбающийся капрал, – и такое о вас слышал.

– Вот жаль, – шутливо всплеснул руками Никитин, – что до нашего колхоза это прекрасное новшество не так и не добралось, что мою постылую бабу до сих пор не обобществили. Все сам да сам, как последний дурень, с ней уже который год мучаюсь. А было бы, как у вас тут про нас рассказывают: всех баб в одну избу и приходуй по очереди любую, когда душе или телу потребуется. А домой с поля вернешься – свобода: никто тебе плешь руганью не проедает, никто ухватом не грозит, никто ничем не попрекает… Поел на общей колхозной кухне и отдыхаешь себе спокойно в хате без бабьего и детского визга. Или с мужиками за стаканом первача хоть до утра о житье-бытье и мировой политике рассуждаешь. Вот была бы у меня житуха…