Антон Толстых - Всё смешалось [сборник]

— Скажите мне, мадемуазель, известна ли вам трагедия отца и сына Зайцевых? Юный влюблённый погиб по вашей вине.

Прелестница выглядела почти как вышеупомянутой фотографии: гордо поднятая головка повёрнута влево, а на визави смотрела сквозь опущенные роскошные ресницы. Одета она была в аквамариновое платье с высоким воротником и шемизеткой, как раз под цвет глаз (последнее было известно со слов Сергеевского).

В следующий миг Фатеева широко распахнула глазищи, окатив сыщика синевой. Якову стало не по себе.

— Сначала вы очаровали всю Первопрестольную, а теперь готовитесь к завоеванию Петрограда? Не излишне ли для девицы, которая могла бы быть женой Тимофея Ивановича? Сколько же воздыхателей вы хотите заиметь? Сорок, пятьдесят, семьдесят? Ваше непомерное кокетство — опасная вещь.

— Зачем вы мне говорите?

Её голос, как давеча было сказано, отличался юностью и звонкостью. Одно движение головкой, и дивная причёска заиграла буклями, чьи тёмно-рыжие тона переливались ртутью.

— Гимназист погиб в четырнадцать лет, три другие жертвы ушли в монастырь, молодой учитель вне себя от страсти. Вам хочется большего? Тимофей Иванович уже подарил вам любовь, к чему вам слава современной Клеопатры?

Фатеева приготовилась было к заученному трюку, но барин уверенным движением отнял её руку от высокого бюста.

— Мадемуазель, прошу вас, выслушайте меня. Я мужчина холостой, но у меня есть Любовь. Её скромному облику далеко до вашего, но, право слово, моё сердце обрело оберег от соблазнов. Ваши прелести на меня не подействуют.

— Говорите, на ваше благородие не повлияю? Применю-ка я усиленный натиск.

Дерзкая барышня возвысилась над сыщиком и, не промолвив ни слова, мгновенно его обняла и впилась в губы. Вострин мычал, лишённый дара речи, а соблазнительница крепко прижимала к нему молодое тело. Барские бледные руки исходили мелкой дрожью. Якуб ни за что не предусмотрел бы эту оказию, но Сергеевский проявил бурный нрав. Он кинулся к несостоявшейся невесте. Смелый порыв был обречён на неудачу, чьим истоком стал Добровольский. Учитель врезался в собственного директора.

Диспозиция изменилась столь быстро, что Якуб в любом случае не успел бы применить мозг.

В новом расположении фигурантов Добровольский крепко держал замершего подчинённого за руки. Фатеева встала невдалеке, между её губок сверкал жемчужный блеск, а шемизетка учащённо натягивалась под изящными пальцами.

Голос директора гимназии громыхал среди нарядной комнаты.

— Именем министра народного просвещения заявляю, что только что свершилось покушение на вышестоящее лицо. Решением суда Сергеевский отправляется в карцер.

— Бог с вами, я ни о чём не думал. Я не покушался…

— Не смейте лгать. Вы непочтительно кинулись к вышестоящему лицу и, если бы не его телосложение, сбили бы его с ног. Добро пожаловать в карцер на шесть, нет, на восемь месяцев.

Вострин ещё не оправился от плотского воздействия, но, dzięki Bogu, высказывание противника достигло его разума.

— Моего клиента поместят в карцер, да на долгий срок? Не представляю, где здесь ваша юрисдикция. Фамилия вашего благородия не «Пришибеев».

Казалось, усы Добровольского приобрели суровый абрис.

— Я директор гимназии, а Сергеевский мой подчинённый. Он взбунтовался, а вы, любезный, поддерживаете преступника.

Власть господина Добровольского и его пассии оказалась непреодолимой. По пути домой Вострин держался за бакенбарды, между которыми пока не схлынула краска.

— Срочно надо сходить в церковь. Поистине вампирша, а то и суккуб! Надеюсь, скоро приду в себя. — Далее он упомянул свою невенчанную любовь. — Сколько лет живу в чистых отношениях, а нынче на нашу голову обрушился соблазн.

В привычном особняке, в родной гостиной на втором этаже, сигара легла было между бледными пальцами, но на глаза Василию Леонтьевичу попался непрочитанный лист из электрической почты. Не находя себе другого занятия, барин притронулся к чужому письму.

Глубокоуважаемому учителю истории Тимофею Ивановичу Сергеевскому.

Не знаю Ваши взгляды на Небесную Землю (не исключено безразличие), но к Вам обращается правнук Родион Сергеевский, учёный средней величины. Не удивляйтесь, в нашем мире Вы в 1899 году женились на Софье Викторовне, но последовавший период жизни трудно назвать счастливым.

Вы будете не правы, если решите, что в нашем мире Софья Викторовна стала той же, кем Вы её видите. Моя прабабка работала сестрой милосердия (на каких войнах — тема не для письма), в Петербург не уезжала (там о ней никто не слышал), большинство москвичей знало её не лично, а по фотографиям (поскольку отец и муж Софью Викторовну долго держали дома). Сестра милосердия из кокетки вышла специфическая, хотя поначалу она смирялась с навязанной работой. Не буду распространяться о её судьбе, скажу только, что Ваша красавица сохраняла молодой вид, но не дожила и до 40.

Юный сын г-на Зайцева не был в неё влюблён и вместо самоубийства погиб при определённых событиях декабря 1905 года. Остальные ухажёры тоже таковыми не были, и в монастырь не уходили. Сам г-н Зайцев никогда не летал на аппаратах тяжелее воздуха и уделял больше внимания сыну.

Не знаю, что произошло бы, если бы Софья Викторовна родила от другого мужчины. В моих исследованиях никогда не бывало, чтобы в вашем мире рождались люди без двойников у нас. Но если г-н Добровольский и Софья Викторовна поженятся, рано или поздно свершится уникальный случай. [2] Примечание Сергиуса: Есть одна барышня, которая у нас вышла замуж за известного вам Хамфри, а у них стала женой его интерна. Но бездетна она в обоих вариантах.

Может, Вам лучше покончить с нездоровым влечением к этой роковой женщине? Всё равно она предпочитает другой типаж. Я знаю, что г-н Вострин однолюб, но Вам от аналогичного статуса только хуже.

Лёгкие Вострина исторгли тяжкий вздох, а вечно не раскуренная сигара упала на овальный стол.

Месяц спустя (в те дни, когда и по русскому, и по западному стилю начинается лето, в природе царит середина июня), смелая и дерзкая раскрасавица покоряла Петроград. На прощание Фатеева подарила старым поклонникам запись песенки, адресованной лично узнику карцера.